Солнце — крутой бог - [4]
Нам это действует на нервы. Иногда мы не можем понять ее любви к потустороннему. Утром мама поддерживает силы исключительно кофе, объявлениями о смерти и ядовитыми замечаниями. Она приходит в себя, только проработав часа два и, как она выражается, «приведя день в порядок». Для меня до сих пор загадка, как получилось, что прежняя бас-гитаристка из панк-группы стала директором большого цветочного магазина. Бас и панк как-то не вяжутся с розами, гвоздиками и лилиями.
— Мама, ты знаешь, например, что первый раз вилку для еды использовали 25 июня 1630 года? — спрашиваю я, когда мы остаемся одни.
Она не отвечает, и я продолжаю:
— И что хлеб нарезкой стали продавать в 1954 году?
Мама глядит на меня. То на меня, то на газету, и вздыхает.
— Иногда мне кажется, что в тебе есть какой-то серьезный изъян. Не знаю никого, у кого голова была бы так набита всякой ненужной чепухой. Если ты будешь продолжать и дальше забивать себе голову всякой чушью, она начнет торчать у тебя из ушей. Разве нормально говорить с матерью за завтраком о таких вещах? — Мама усмехается и приглаживает волосы. — Не забывай, что у меня слабые нервы.
— А нечего читать за завтраком объявления о покойниках, — дерзко отвечаю я.
— Мне необходимо понять, на каком я свете, — говорит мама. Она смотрит на объявления и восклицает:
— Господи! Я с ним училась в школе! — Мама цокает языком и покачивает головой. Ну что тут еще скажешь?
Если подумать, у нас в семье все чудики. Сёс тоже не исключение. Вместе с подругой они держат на Стургата лавку, которая называется «Урбан Экшн». Торгуют скейтбордами, роликовыми коньками и крутыми велосипедами. Плюс всякой прикольной ерундой для тех, кто хочет выглядеть профи: солнечными очками, повязками на лоб, обтягивающими штанами для езды на велосипеде и другими стильными спортивными штукенциями, которые любого человека сделают похожим на персонажей фильма «Безумный Макс» [2].
В нашей семье, по-моему, нормальный я один.
Правда, Братья & Сестры, может, кому-то из вас вовсе не кажется нормальным проводить утро на крыше большого зеленого элеватора в Лёкке. Высоко над землей с видом на все четыре стороны света. Что тут сказать — человек, живущий в городе, должен иметь возможность побыть иногда в одиночестве. А здесь на много километров окрест другого такого места нет.
Я лежу на крыше элеватора. Солнце застряло на небе и выжимает из Цельсия градусы. Иногда какая-нибудь птаха делает надо мной круг. Но когда я лежу на спине, мне кажется, что я нахожусь на скале, высящейся на пустынном берегу. Вот где мне бы сейчас оказаться, думаю я, и невольно начинаю моргать за солнечными очками. Мне бы сейчас жариться на скале, а не стараться внушить мамаше, что я качу на велике в свою контору. Мне нужно немного побыть одному. Здесь, на солнце.
Здесь, на солнце…
Здесь, на…
Здесь…
И на этом я улетаю.
Легкий, невесомый.
Я лежу на крыше элеватора, ощущая спиной и лопатками бетон крыши. Солнце по-прежнему красуется наверху, как леденец на палочке.
Я щиплю себя за руку, но ничего не чувствую.
Неужели я сплю? Этого еще не хватало.
Я решаю немного поваляться в этой доброй, теплой дреме.
Солнце выжигает из меня всю дрянь, и тело снова становится крепким и сильным.
Я парю в воздухе и ни секунды не думаю о Каролине.
Неожиданно рядом кто-то громко кашляет. Я вздрагиваю.
— Привет, Адам!
Бетон дрожит подо мной, и я ошалело гляжу по сторонам.
— Вставай, Адам-Радам-Хелди-Мадам! — слышу я и прямо перед собой вижу старческое лицо Солнца. Круглая рожа сидит прямо на грушевидном туловище, упакованном в пару пылающих штанов с помочами. Солнце тычет мне в грудь горячим пальцем и говорит:
— Ты должен слушаться меня. И никого больше.
— Тебя? — удивляюсь я, и моя физиономия напоминает вопросительный знак.
— Да, меня, Солнце. Надеюсь, ты о таком слышал? Вокруг меня вращается Земля со всеми своими жителями. Между прочим, ты знаешь, что средняя скорость вращения Земли вокруг Солнца составляет 107220 километров в час? Ведь ты, кажется, интересуешься всякими глупыми сведениями?
— Я называю их фактиками. Мне известно также, что твой луч долетает до меня за восемь с половиной минут. А звук? Каким образом мы вообще с тобой разговариваем?
— Ох уж эта современная молодежь, — вздыхает Солнце. — В чудеса больше никто не верит.
— Да что в тебе такого особенного? — Я уже завелся. — Неужели ты не знаешь, что в Млечном пути пять миллиардов звезд, которые больше тебя?
— Ну, во-первых, я — крутой бог, — надменно отвечает Солнце и самодовольно выпрямляется в своих подтяжках. — Я самый крутой и пузатый бог в этих краях. Тут и говорить не о чем. Но вообще-то я хотело сделать тебе предложение, которое человек получает не каждый день, а ты сразу полез в бутылку. — Солнце убирает горячий палец и начинает разворачиваться ко мне спиной.
Я вижу у него на штанах сзади какую-то бумажку.
— Эй, погоди! — кричу я.
— Ага, значит, тебе все-таки не все равно, — говорит оно. — Но ты уже опоздал…
— О'кей, — отвечаю я. — Сдаюсь-сдаюсь. Ты самый крутой и пузатый бог.
— Вот и чудненько, — говорит Солнце и трет себе лоб, так что из-под пальцев у него вырываются языки пламени. — Так на чем я остановилось? Да, раз я самый крутой бог, мне нужно внимание всех моих почитателей. В данном случае твое. Предлагаю сделку. Каждое утро ты будешь приходить на элеватор и приветствовать меня, а я позабочусь о том, чтобы ты получил все, что тебе хочется. — Солнце блестит, как смазанная жиром сковорода. Не хватает только яиц и бекона.
