Солнце — крутой бог - [28]

— Нам надо поговорить. — Я чувствую себя типа крестным отцом мафии. — У меня есть к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

— Черт! — тихо бранится он и смотрит на луну, словно ждет от нее ответа. Но луна спряталась в свой черепаший панцирь и не желает ему отвечать. И чувак в плаще вынужден с этим смириться.

Четверг, 11 июля

Я не сразу запомнил его имя, потому слишком долго называл его Чувак в плаще. Но вообще-то его зовут Франк. Мы начинаем день с утренней встречи. Впрочем, я уже побывал на крыше и отдал свой долг Солнцу. Франк же, напротив, выглядит так, будто он не дрых со вчерашнего вечера. Оказывается, я недалек от правды.

— Я почти не ложился, — признается он. А мог бы и не говорить. Под глазами у него мешки, и тело налито усталостью от недосыпа. Черные волосы грязные и тусклые. Вечный плащ лежит рядом с ним — мы сидим в кафе «Багель & Джюс» на Улаф Рюес Пласс.

— Последние месяцы я перевернул сутки вверх ногами, — говорит он. — Мне так удобнее. Ночью лучше думается. Кругом тишина. Люди спят, город спит, машины стоят, мир сбросил напряжение с 220 вольт до жалких и вялых 30. Никто не понимает, чего стоит тишина, пока не испытает ее на себе.

— Ты вчера сказал, что нигде не работаешь, — говорю я. — Как же ты обходишься? Без денег? — Если бы он только знал, что я и сам мучительно ищу ответа на этот вопрос!

— Я сделал открытие, — отвечает он. — Кое-что изобрел, продал свое изобретение и заработал кучу денег. После этой продажи мне уже не нужно думать о деньгах.

— Наверное, что-нибудь очень интересное? — с любопытством спрашиваю я. — Что это?

— Пустяки! — отвечает Франк, прихлебывая кофе, от которого идет пар. Он обжигается и ставит чашку обратно на блюдце.

— Не валяй дурака! — говорю я, отпивая свежий апельсиновый сок с мякотью.

— Я бы предпочел выиграть этот миллион в лотерею, — таинственно отвечает он и откусывает кусок багеля с камамбером.

— Получил наследство? Ограбил кого-нибудь? Выиграл на бегах? — гадаю я.

— Нет, все гораздо глупее, — Франк явно колеблется. Наконец он принимает решение. — Посмотри на шнурки на своих ботинках, — велит он.

— Слушаюсь! — отвечаю я и ныряю под стол. На мне новенькие кроссовки «Найк». Черно-белые, с классными амортизаторами на пятках.

— Погляди на шнурки, — продолжает он. — Это я и есть.

Шнурки широкие, черные, на концах плоские пластмассовые накладки с надписью «Just do it!» [14]. Я гляжу на них и ни хрена не понимаю.

— Это я придумал всадить рекламу на кончики шнурков, — говорит Франк и стыдливо отворачивается к окну. — Придумал и тип шнурков, и тип накладок на концах, на которых можно поместить рекламу.

— Ни фига себе! — Что тут еще скажешь? Это же все равно что изобрести скрепки! Шнурки для ботинок! Да каждый, не замечая, видит их тысячу раз в день. И в то же время я согласен с Франком. Есть что-то тупое и в самом изобретении, и в том, что он заработал на нем кучу бабок.

— Мир — странное место, — говорит Франк и снова пробует кофе. Теперь он не обжигается. Делает большой глоток, и я вижу, что он пьет кофе, чтобы скрыть, что покраснел. — Не могу сказать, что я этим горжусь, — продолжает он. — Для этого мое изобретение слишком глупо. Я имею в виду, что только идиоту могло прийти в голову разместить рекламу на шнурках для ботинок.

— По-моему, это классно, — говорю я как можно убедительнее. Но я с ним согласен.

— А по-моему, дико глупо, — отвечает Франк. — Но я это придумал и осуществил. И к моему великому удивлению, успех превзошел все ожидания. Я загреб столько денег, что ты не поверишь. Правда, для этого пришлось потрудиться. Я работал так, что чуть не спятил. Жизнь как будто остановилась. Тело перестало функционировать. Но эта ерунда принесла мне целое состояние. А потом я словно наткнулся на стену. На настоящую стену.

— Yes, sir [15]! — отвечаю я. — Мне тоже знакомо это чувство. И со стеной я тоже знаком.

— Вот уже полгода как я не разговаривал ни с кем, как сейчас с тобой, — вздыхает Франк. — У меня просто не было времени. Sorry! [16] Я имею в виду, что просто не мог бы позволить себе целое утро просидеть в «Багель & Джюс». Я должен был присутствовать на заседаниях. Или четырнадцать раз подряд говорить по телефону. Или придумывать какое-нибудь хитроумное предложение для фирмы, которая могла бы разместить свою рекламу на шнурках. Потому что полгода назад в моей голове значение имели только деньги.

Люди значили что-то, только если за ними стояли деньги. Понимаешь?

— А чувихи? — закинул я удочку и допил сок.

— О чем ты говоришь! — Франк смеется. Но это горький смех. В нем нет ни улыбки, ни чувства юмора. Это грустный смех человека, которому остается смеяться только над собой. Если вы понимаете, Братья & Сестры, что я имею в виду.

Официантка за стойкой наблюдает за нами. Она боится, как бы мы чего-нибудь не выкинули. Но я ей улыбаюсь, и Франк тоже пробует улыбнуться. Тогда и она неуверенно улыбается нам в ответ и начинает обслуживать очередную голодную компанию.

— Другими словами, ты с этим не справился? — я буквально вцепляюсь во Франка. И не намерен отпускать его, пока он мне кое-что не объяснит. Франк мне нужен.