Солнце - это еще не все - [5]

– Спроси своего отца. Это его дом. Будь этот дом моим, я бы его весь обновила.

– Он такой же твой, как и мой, – заметил Мартин со своей обычной раздражающей педантичностью.

– Мама завещала его тебе!

– Верно. Но с условием, что ты будешь жить здесь до тех пор, пока пожелаешь.

– Какой от этого толк, если у меня нет права ничего переделать по-своему.

– Милая Элис, ты можешь менять все, что хочешь, на своей половине – свою спальню, гостиную, кухню и прочее. Вы, женщины, удивительные создания! Неужели тебе мало самой современной кухни на всей улице и такой голливудской ванной, что мне становится неловко всякий раз, когда я туда вхожу? Но я не позволю превращать фасад в жуткий винегрет из старого и нового, как сделал Холлоуэй. Не могу понять, зачем это ему понадобилось!

– Но ведь ты тоже не отказался бы разделить «Лавры», если бы у мужа Элизабет не было денег купить собственный дом?

– Если моя дочь сделает такую глупость и выйдет замуж, я все-таки надеюсь, что у нее хватит здравого смысла выбрать человека, который сможет ее содержать. – Он поглядел на Лиз, ожидая что она его поддержит.

Лиз задумчиво наклонила голову набок.

– Если мой муж будет занят чем-то более важным, чем наживание денег, я готова сама его содержать.

– Но только не на мои деньги! – заявил Мартин.

– На свои. Я получу диплом.

– Уж эти нынешние девицы и их дипломы! Иногда мне начинает казаться, что вы вовсе лишены женственности, – Элис с сердцем передвинула тостер. – Но как бы то ни было, ты должна остерегаться охотников за приданым – когда мы с твоим отцом умрем, ты будешь богатой женщиной.

– Если задолго до этого нас всех не распылят на атомы.

– Ах, к чему такая мрачность!

– Не будем отклоняться от темы, – твердо сказал Мартин. – Я не позволю перестраивать мою столовую, потому что она мне нравится такой, какая она есть. Мой кабинет и спальню я также трогать не дам. Я разрешил вам делать с домом в Лиллипилли все, что вы хотели, так удовлетворитесь этим.

Элис продолжала старый спор, хотя и знала, что это бесполезно.

– Не понимаю, почему нельзя сделать большие окна в обеих комнатах по фасаду?

– Почему? Потому что из них не открывается никакого красивого вида, а та гадость, в которую превратили холлоуэевский дом, право же, не станет приятней для глаза, если мы получим возможность рассматривать ее во всех подробностях.

– Мы впустим в комнаты солнце!

– Ты уже истратила несколько сотен фунтов на жалюзи, чтобы не впускать его туда. Ну, чего ты еще хочешь? Солнца никогда не бывает только в моей комнате.

– Почему бы нам не продать «Лавры», если ты недоволен? Дом и сад слишком велики для меня теперь, когда стало так трудно находить прислугу, не говоря уж об этих ужасных жилых массивах, которые строятся вокруг нас.

– Я вполне доволен. Я ведь сказал только, что в моей комнате солнца не бывает. Но впустить больше солнца в комнаты хотела ты, а не я. Мне нравится жить в большом доме с большим садом. И мне все равно, какие жилые массивы строятся вокруг нас, пока их не начали строить в Уголке. А что касается прислуги, то всегда можно кого-нибудь найти, если платить достаточно. Вся беда в том, что ты и теперь хочешь платить слугам столько же, сколько мама платила им до войны.

Элис уклонилась от этой неприятной темы и сказала умоляюще, как говорила уже не раз:

– По крайней мере разреши покрасить балконную решетку.

– Пока я жив, этого не будет! Уж если говорить о нелепых причудах нынешней моды, мне особенно противно видеть, как старинные чугунные решетки марают белой краской. Возможно, викторианцы строили дома не слишком красивые с архитектурной точки зрения, но, во всяком случае, они были последовательны.

Лиз перевела спор на другое:

– А ты способен понять ту просто монументальную глупость, которая заставляла их строить дома фасадом на юг, а не на север, точно они по-прежнему находились в Англии? Они жили в прошлом во всех отношениях!

– De gustibus non est disputandum[1], – сказал Мартин.

– Ах, уж эта твоя латынь! – Элис сияла крышку с блюда, и по столовой разлилось благоухание жареной печенки и грудинки.

– Ньям-ньям! – воскликнула Лиз. – Обожаю печенку, как ее готовит тетя Элис! А ты, папа?

– Мне нравится все, что готовит твоя тетя Элис, – ответил Мартин, улыбаясь им обоим.

Элис, далеко не умиротворенная, положила печенку с грудинкой на их тарелки и, облизнувшись, решительно опустила крышку, а сама с добродетельным видом сбрасывающего вес человека, который устоял перед соблазном, принялась за неаппетитный диетический сухарик.

«Как лгут рекламы! – думала она. – Утверждают, будто эти сухарики вполне заменяют завтрак и по питательности и по сытности, а ведь к десяти часам я так проголодаюсь, что поджарю себе еще хлеба и доем все, что останется!»

Но, во всяком случае, Мартин и Лиз видели, как строго она соблюдает диету.

Она налила чай Мартину, кофе со сливками Лиз, черного кофе себе и сунула руки в карманы, чтобы не снять крышку с блюда. Под ее пальцами зашуршал конверт. Она достала его и бросила по столу Лиз, сказав сердито:

– Чуть было не забыла! Старый Мак просил передать тебе.

Лиз вскрыла конверт, просмотрела письмо и спрятала его назад в конверт. Элис, не сдержав раздражения, спросила насмешливо: