Солнце для всех - [2]

В то самое мгновение дверь кабинета номер три приоткрылась и кто-то крикнул:

— Емелек!!!

Толстяк, сидевший справа от нашего героя, вскочил с места и, поддерживаемый сопровождавшими его членами семьи, прихрамывая и волоча за собой сломанную ногу, направился к двери.

Кабинет ожил. Каждую минуту звучала чья-нибудь фамилия, и очередной пострадавший пропадал за дверью. Оттуда раздавались отчаянные крики, затем больные выходили, следовали в другие кабинеты и после накладывания гипса или укола ковыляли к лестнице и выходили на улицу Хожа. Иногда санитары вкатывали в приемную носилки, на которых, перевязанный окровавленными бинтами, лежал кто-нибудь. Лифт увозил пациентов наверх, в хирургическое отделение. Несколько раз мимо двери процедурного кабинета прошел ксендз, спешащий принять последнее причастие.

Мужчина из парка наблюдал за происходящим с большим интересом. Он перестал бояться. Двери снова заскрипели, и чей-то фальцет воскликнул:

— Безымянный!

Никто не встал.

— Безымянный!!! — раздался разгневанный окрик.

Он понял, что речь идет о нем. Встал и поспешил в кабинет.

За столом сидел молодой врач с усталыми глазами. Взглянув на вошедшего, он склонился над бумагами.

— Вы ничего не помните, верно?

— Да.

— Что еще? Головная боль, тошнота?

— Нет.

— Слабость?

— Нет.

— Страхи?

— Да. Я боюсь.

— Чего?

— Не знаю.

— Та-ак… — протянул доктор. — Нет, мы ничем не сможем вам помочь. Вам надо в неврологию. Присядьте в коридоре и подождите. Прушковский!!!

Наш герой вернулся на свое место и стал ждать. Прошло пятнадцать минут, полчаса, час. Он закрыл глаза и провалился в сон.

Вдруг кто-то схватил его за плечи и приподнял. Он открыл глаза и увидел двух высоких санитаров, пытавшихся посадить его в инвалидное кресло.

— Спокойно, — сказал старший. — Ничего страшного. Мы забираем вас в больницу.

— Я могу идти сам.

— Можете, но не должны, — улыбнулся санитар. — Вези товар, Владек.

Коляска покатилась по коридору. Регистраторша оторвала взгляд от ногтей, высунулась в окошко и лучезарно улыбнулась тому, которого звали Владеком. Коляску спустили с лестницы и остановили перед сияющей «скорой помощью». Больной осторожно пересел в машину.

— Ложитесь, — приказал Владек.

— А сидеть нельзя?

— Нет. Вы лежите, мы сидим. Таков мировой порядок. Ясно?

Машина слегка затряслась, повернула на Маршалковскую и стала маневрировать между стоящими в заторе машинами.

— Заводи, Антось! — крикнул Владек водителю.

— Зачем? Ведь больной не буянит.

— Попробовал бы, — сказал Владек. — А может, ему нравится, когда сирена воет. А? Любишь сирену «скорой помощи»?

— Люблю, — на всякий случай согласился больной.

— Вот видишь, Антось! Человек не знает, как его зовут, но знает, что ему нравится сирена. Так и должно быть. Мне тоже сирена нравится, приятель. Ну, Антось, врубай!

Сирена завыла, и другие машины поспешно потеснились к обочине. Водитель прибавил газу, опередил отъезжающий от стоянки трамвай и, успев проскочить на светофоре, выехал на свободный участок дороги.

Владек откинулся на спинку сиденья, в его глазах блестели слезы.

— Всегда волнуюсь, когда слышу сирену, — объяснил он. — С самого детства.

И утер слезы рукавом халата.

В отделении неврологии царили тишина и покой. Больные лежали в кроватях или медленно прогуливались по коридору. Если в двух словах, то это были пациенты, имеющие проблемы с мозгами.

Для врачей третьего тысячелетия человеческий организм не представляет собой большой тайны. Они знают, как он функционирует, им все известно о болезнях, знают они и то, что лечение рано или поздно окажется фатальным. Доктора разными способами стараются оттянуть катастрофу, и нередко это им удается.

Но с головой дела обстоят иначе. Понятно, что там, внутри, какие происходят процессы, но даже самых опытных врачей то и дело подстерегают сюрпризы. Сначала специалисты пытаются поставить диагноз, а потом в отчаянии рассылают электронные письма, в надежде, что кто-то на другом конце света имел дело с подобным случаем.

Больные, в головах которых «что-то не так», часто превращаются в странных существ, лишь отдаленно напоминающих людей. Конечно, неврологи знают о людях больше, чем остальные, но это знание, увы, их не обнадеживает.

Одним из таких опытных, утративших иллюзии специалистов был доктор Ястжембский, к которому и препроводили бального из парка. Врач выслушал санитаров, ознакомился с мнением врача «скорой помощи» и, внимательно осмотрев больного, тихо, участливо спросил его:

— Итак, дорогой мой, что же с вами произошло?

Голос и манера речи Ястжембского, а особенно обращение «дорогой мой» расположили нашего героя поделиться с доктором своими переживаниями, рассказать обо всем, что с ним случилось. Врач не прерывал его и ни о чем не спрашивал. Больной говорил путано, но, заметив, что врача не смущает его галиматья, подробно описал пожилую даму, женщину в регистратуре и толстяка Емелека. У него самого пошла голова кругом, и он замолк на полуслове.

— Ну, что ж, мой дорогой, — начал Ястжембский. — С вами приключилась неприятная вещь, но не такая уникальная, как вы полагаете. Идите в палату, поужинайте и ложитесь спать. А завтра мы изучим ваш мозг. Вернее, будем исследовать его разными способами какое-то время. Вы ведь никуда не спешите?