Солнце для мертвых глаз - [63]

Она так и не поняла, в чем состояла проблема – в ее внешности или моральном облике. Дабы угодить Ноэль и не иметь неприятностей с Джулией, Франсин все упорнее прятала свою привлекательность и одевалась как женщина средних лет. Волосы она собирала в пучок, вместо джинсов носила свободные слаксы и перестала подкрашивать глаза, хотя раньше ей нравилось увеличивать их с помощью теней и туши. Ноэль оставалась недовольной, однако все никак не могла придумать, чем бы еще Франсин изуродовать себя.

Одна клиентка – она примеряла брючный костюм от Армани, – разозлившись, что пояс не сошелся у нее на талии, повернулась к Франсин и обвинила ее в анорексии.

– Ты моришь себя голодом, это же очевидно! – заорала она, изо всех сил пытаясь застегнуть узкие брюки.

– Мне всего восемнадцать, и у меня от природы такая конституция, – сказала Франсин. Она говорила холодно, но вежливо, без негодования в голосе, но клиентка, а потом и Ноэль обвинили ее в вопиющей грубости.

– Как ты смеешь намекать, что выглядишь привлекательнее моей клиентки?

У Франсин на языке вертелось множество ответов, но вслух она не произнесла ни одного. Она молча прошла в мастерскую и сняла свою куртку с крючка на обратной стороне двери.

– Куда ты собралась?

– Было очень любезно с вашей стороны, Ноэль, взять меня на работу, но я для нее не гожусь, это очевидно. И… – Франсин набрала в грудь побольше воздуха. – Боюсь, это место мне не подходит. Я не буду брать деньги за эту неделю. До свидания.

Ноэль распахнула дверь и прокричала ей вслед на всю улицу:

– Ах ты, маленькая сучка, Джулия сделает из твоих кишок подвязки!

Надо же, и эта женщина называет Тедди вульгарным. До дома Франсин бежала, наслаждаясь чем-то, что она определила как свобода. Свобода! Ее у нее никогда, считай, и не было. Джулия открыла входную дверь прежде, чем та поднялась на крыльцо. Вероятно, Ноэль позвонила через секунду после того, как проорала свое ругательство.

На нее обрушился новый поток. Франсин неблагодарная, ленивая, эгоцентричная, недисциплинированная и недоразвитая. Какое счастье, что она взяла академический отпуск, потому что, хоть она и сдала выпускные на «отлично», еще не готова влиться в жизнь великого университета, и это видно невооруженным глазом. Ее отец будет горько разочарован, и ей, Джулии, страшно рассказывать ему о случившемся. А теперь, по ее мнению, наилучшим для Франсин будет подняться в свою комнату и провести там остаток дня.

Франсин села в кресло. Она чрезвычайно спокойно произнесла:

– Не глупи, Джулия.

Мачеха изумленно уставилась на нее. Она подняла обе руки к лицу, как бы защищая его от града пуль.

– Мне восемнадцать лет, я не ребенок. И я, естественно, пойду в свою комнату только тогда, когда решу сама.

Ответ Джулии, тщетный, состоял в попытке дозвониться до Франкфурта. Ричарда на месте не оказалось, и ей пришлось беседовать с автоответчиком в номере гостиницы. Она простонала что-то насчет того, что Франсин разбивает сердце ей и своему отцу и губит свою жизнь. Как будто Джулии мало страданий от того, что один из ее близких друзей повесился, сказала она напоследок, вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Ради проформы Франсин посидела в кресле еще десять минут. Затем, на секунду прислушавшись к сдавленным рыданиям Джулии за кухонной дверью, она поднялась в свою комнату и нашла мобильный телефон, когда-то подаренный мачехой. Понадобилось некоторое время и краткое ознакомление с инструкцией, чтобы научиться им пользоваться, однако в конце концов Франсин разобралась в его сложностях. Она набрала номер Тедди Грекса и стала ждать. Ответа не было.

Глава 20

Кто-то шарил на ее туалетном столике, и это шуршание разбудило Гарриет быстрее, чем любой неуместный в доме звук. В полумраке она разглядела фигуру Франклина. В руке он держал палку с крючком на одном конце, которая служила для открывания фрамуги.

– В чем дело?

– Тихо, – сказал он. – Внизу кто-то есть.

В первый раз, когда он сказал ей это в середине ночи, ее охватил дикий страх. Это было лет двадцать назад. Ни тогда, ни в последующие разы никого внизу не оказывалось, и наверняка нет сейчас. Франклин слышит то, что больше никто не слышит, у него шум в ушах, который больше похож на гул и жужжание, чем на звон. При этом ее муж не слышит те звуки, которые слышат все. Глупый старик. Гарриет с презрением еще раз мысленно повторила эти слова. Глупый старик, глупый старик.

Франклин надел свой верблюжий халат и завязал пояс на талии. Держа перед собой палку, он осторожно открыл дверь спальни. Однажды в такой же ситуации она включила свет, отчего он поморщился, замахал кулаком и исполнял это немое шоу, пока не добился темноты. Гарриет услышала, как под ним заскрипела лестница. Больше никаких звуков не было до тех пор, пока муж, как обычно, не произнес командным голосом:

– Не двигаться. Стой, где стоишь. Я вооружен.

После этого, не дождавшись ответной реакции – а он никогда не получал ответной реакции, – тот включил свет. Гарриет тоже включила лампу на прикроватной тумбочке.

– Надеюсь, ты понимаешь, – сказала она, когда он вернулся, – что любой опытный грабитель справился бы с тобой в две секунды. Ты стар.