Солнца Скорпиона - [25]

Солдаты заметались, сбегая по трапу с полуюта.

Покамест я не произнес ни слова.

Теперь, когда солдаты побежали ко мне, я бросился вперед них по куршее. Первый кнутовой дельдар лежал убитый, но его помощники нещадно секли рабов в попытке, отчаянной и бесплодной, поддержать ритм гребли. Но ритм безвозвратно нарушился со смертью дельдара-барабанщика.

Кнуты — не защита от длинного меча. Оба кнутовых дельдара пали, и срединный, и носовой. Теперь на меня с ревом неслись воины, одетые в кольчуги. И тут я проревел, напрягая легкие:

— Ребята! Галерные рабы! Кончай грести! Суши весла! Настал судный день!

Это, конечно, мелодраматичный способ выражаться, однако же я знал, с какими людьми имею дело в лице этих сеченых галерных рабов Магдага. На нескольких скамьях с веслами заколебались, ритм окончательно разладился. А затем, так как весла непременно должны работать вместе, иначе не будет никакого толку, крылья левого и правого борта «Милости Гродно» неуправляемо затрепетали, затрещали и смолкли. Вальки втянули на борт. Рабы теперь подняли такой крик, что я был почти уверен: бойцы на преследующей нас галере, которую я пока ещё не видел, должны были услыхать нас и воодушевиться, понимая, что их час близок.

Рядом со мной в куршею вонзилась стрела. Я снова бросился к корме. Слишком долго я не держал в руках меча. Я не верю в наслаждение битвой, в ускоренный ток крови, в то, что некоторые говорят про упоение в бою. Я не наслаждаюсь убийством. Этому-то, по крайней мере, Савантам учить меня не понадобилось. Но сейчас — что-то во всей череде моих испытаний, которые я перенес, с тех пор как добрался до этого внутреннего моря, до этого Ока Мира, побудило меня к стереотипной реакции. В силе, движущей мной, смешалось все — ненависть, отвращение, гнев. Я испытывал жестокую радость, когда мой меч кромсал головы, тела и конечности моих противников.

В те времена я был молодым обозленным моряком и размахивал своим грозным мечом направо-налево. Я рычал, крошил и рубил. Чтобы прорвать кольчугу и прорубить то, что находилось под ней требовалось разить с огромной силой, Одетые в кольчуг воины рубятся не быстро. Они должны вкладывать в каждый удар дополнительный вес и силу.

Благодаря той закалке, которую получил, будучи галерным рабом, благодаря крещению в священном бассейне потерянной для меня Афразои, благодаря темным порывам ненависти и мести, ведущим мою руку, я наносил каждый удар со стремительностью и силой, кроша и кроша врагов Зара, погубивших моего друга Зорга из Фельтераза.

Долго ли это продолжалось, я не знаю. Знаю лишь, что почувствовал волну негодования и разочарования, когда галера накренилась и закачалась, а резкий, сопровождаемый скрежетом толчок с кормы кинул нас всех вперед, и через полуют хлынули, сверкая мечами, бойцы в кольчугах. Их шлемы украшали красные перья. Они разили своих противников с быстротой и умелой сноровкой и скоро заполнили всю «Милость Гродно». В этом бедламе до меня донеслись новые, полные ужаса, крики галерных рабов.

Я почувствовал под ногами предательский крен и ощутил, что палуба пропитывается водой.

Галера тонула. Воины Магдага каким-то образом вскрывали борта, отворив недра корабля морю, готовые все отправиться на дно при своем окончательном поражении.

Теперь между мной и воинами юга, поклонниками Зара, божества красного солнца, не осталось ни одного бойца Магдага.

— Галера тонет, — обратился я к шагнувшему ко мне воину с окровавленным мечом, забрызганным кровью, впрочем, не настолько сильно, как мой. — Надо освободить рабов — сейчас же!

— Сделаем, — сказал он и посмотрел на меня. Он не уступал мне в росте, и был широкоплечим и проворным. На его открытом бронзовом лице красовался такой же надменный крючковатый нос, как и у моего друга Зорга. Его густые темные усы торчали вверх. Магдагцы отпускали вислые усы — как и положено подлецам.

— Я — пур Зенкирен из Санурказза, капитан «Сиреневой птицы,» — он носил поверх кольчуги свободную белую одежду с большим гербом, ослепительно сверкавшим в лучах солнц. Кажется, это было колесо со спицами, но без ступицы внутри. Этот круг был вышит ярко-оранжевыми, желтыми и голубыми шелками. — А ты, я так полагаю, галерный раб?

— Да, — ответил я. И вспомнил почти забытое. — Галерный раб. Я — князь Стромбора.

Он пристально взглянул на меня.

— Стромбор. По-моему, я что-то слышал об этом… но не имеет значения. Это не в Оке Мира.

— Да. Не здесь.

С рабов сбивали кандалы. Они кричали, подпрыгивали и плакали от радости, перебираясь по изукрашенному полуюту на шпирон «Сиреневой птицы». Пур Зенкирен сделал движение мечом — своего рода отдание чести — не потрудившись стереть с него кровь.

— Ты, князь Стромбор, здесь чужой. Как же вышло, что ты сражался с магдагскими еретиками и отбивал у них галеру?

Оба солнца Антареса, изумрудное и рубиновое, погружались в море за горизонт, и их жар спадал. Я посмотрел на свой длинный меч, на кровь, на убитых, на рабов, которые, забыв о своей злополучной наготе, приплясывали от радости, перелезая через полуют.

— У меня был друг, — ответил я. — Зорг из Фельтераза.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ