Соленый клочок суши - [120]

Я был глубоко погружен в собственные мысли, когда ко мне подошел молодой человек в белом халате и сказал:

– Мистер Марс, здравствуйте, я доктор Мальта. Клеопатра хочет вас видеть.

Постучавшись, я зашел в палату. Клеопатра сидела на кровати и смотрела в окно на океан.

– Я не собираюсь помирать в этой чертовой больнице, – рявкнула она.

Через три часа мы уже мчались по Гольфстриму на восток. Холодный фронт добрался до Флоридского пролива, и температура упала на двадцать градусов за двадцать минут. Ветер дул прямо в корму со скоростью двадцать узлов. Рассекая волны, «Лукреция» неслась вдоль Кубинского побережья. Похоже, шхуна чувствовала, что на этот раз время терять никак нельзя. Клеопатра называла это ветром Марди-Гра.

Ее выкатили из госпиталя в обязательном кресле-коляске, но на обочине она выпрыгнула и самостоятельно дошла до поджидающего микроавтобуса. Лупе отвез нас на пристань. Я позвонил Соломону и сообщил, что мы полетим на Кайо-Локо на всех парусах, поэтому когда мы оказались на причале, шхуна уже была готова к отплытию.

Ветер не переставал дуть, и мы подняли все паруса до единого, бросив вызов холодному фронту. Скорость ни разу не опустилась ниже семнадцати узлов, и мы покрыли пять сотен миль от Ки-Уэст до Кайо-Локо за двадцать девять часов – в два раза быстрее, чем приплыли сюда.

Клеопатра устроилась в своей каюте с помощью доктора Мальты – молодого врача, которого она каким-то образом заманила на шхуну. Доктор Мальта родился в Пакистане и оказался заядлым моряком. По собственному опыту я знал, что отказать Клеопатре очень трудно. Доктор Мальта поднялся на борт с полным чемоданом медицинских инструментов и следил за состоянием Клеопатры.

При посадке Клеопатра отдала ему необычный приказ: не дать ей умереть, пока мы не доберемся до Кайо-Локо.

40. Секунды между светом и тьмой

Силы природы никогда не переставали меня удивлять. Шторм, рожденный в замерзшей, изголодавшейся по солнцу Арктике в десяти тысячах миль к северу, может покрыть это расстояние со скоростью вдвое больше скорости «Лукреции» и в семидесятиградусных водах Гольфстрима заставить человека промерзнуть до мозга костей.

К югу от Кэй-Сол-Бэнкс, на опасном мелководье, мы с Соломоном снимали показания секстанта. Я всегда считал, что видоискатель этого прибора движет небеса – ведь именно это мы и делаем с помощью зеркала и кое-каких мудреных вычислений. Мы двигаем отражение звезды на зеркале вниз по дуге секстанта и сажаем его на видимый горизонт, что дает угол, поддающийся измерению.

Наши с Соломоном расчеты подтвердили, что в Кайо-Локо мы будем следующим утром до восхода солнца.

Я спустился в каюту, чтобы сообщить Клеопатре. Но она спала, и я смотрел на нее и с грустью думал, что она выглядит так, как и должна выглядеть столетняя старуха. Доктор Мальта вместе со мной вышел из каюты.

– В чем дело? – спросил я.

– Мы мчимся наперегонки со смертью, – сказал он мрачно.

– И мы будем первыми.

Вернувшись на палубу, я сообщил о нашем разговоре Соломону. Он ничего не сказал, только посмотрел на такелаж, и по его лицу было видно, что он готов на все, чтобы выполнить последний приказ Клеопатры. Он созвал всю команду на палубу и приказал поднять шпринтовый парус.

– Пока ветер дует, она будет дышать, – сказал он.

Когда моя вахта окончилась, я не пошел в свою каюту, а свернулся калачиком на койке в полурубке, закрыл глаза и помолился за Клеопатру.

Не знаю, сколько я спал, но разбудило меня чье-то пение. С трудом продрав глаза, я увидел, что снаружи еще очень темно. Дул ветер, и мы быстро двигались вперед. Было холодно. Я надел шерстяной свитер и штормовку и влез в страховочные ремни. Шхуна градусов на двадцать накренилась на правый борт. Я пристегнулся к штормовому лееру и начал медленно и осторожно пробираться к рулевой рубке, борясь с волнами и ветром.

Сказать по правде, не знаю, дрожал я от холода или от страха за Клеопатру. Когда я наконец добрался до рубки, меня ждало очередное потрясение: у штурвала стоял Соломон, а позади него сидела Клеопатра в коконе из одеял и с большой ниткой фиолетово-золотых бусин на шее. Она пела доктору Мальте по-испански, а он измерял ей давление.

– Счастливого Марди-Гра! – сказала она с вымученной улыбкой. – Я все еще здесь – пока мы еще не встретились с Бабушкой-Призраком, – прибавила она. – Эту песню всегда пела мне моя мама. Она очень старалась воспитать меня хорошей девочкой и хотела, чтобы я держалась подальше от кораблей. У бедняжки ничего не вышло. Она мне, кстати, только что приснилась.

Доктор Мальта закончил процедуру и подоткнул ее руку под одеяло.

– Давай, посиди с нами, Талли, – сказала она и похлопала по скамейке рядом с собой. – У меня для тебя подарок. – Она вытащила вторую нитку бусин из-под одеяла и надела их мне на шею поверх куртки.

– С днем рождения, – сказал я.

– Ох уж этот день рождения, – она вздохнула, а потом рассмеялась. – Просто старая карга еще раз прокатилась вокруг солнца.

Я вытащил маленькую коробочку, которую приготовил еще в Ки-Уэст. Тогда я полагал, что мы будем праздновать ее сто второй день рождения на Кайо-Локо. Но сейчас, ютясь вместе с ней в рулевой рубке «Лукреции», я вдруг подумал, что это куда более подходящее место для вручения подарка.