Солёный арбуз - [2]

Машина уже катила между коробок общежитий, а Кешка все валялся на чахоточной траве и кричал:

— Букваря не потеряйте! Букваря!..

Ехали час, а может быть два. Ехали сначала по зигзагам, спиралям и петлям Артемовского тракта, а потом свернули на дорогу, пробитую тракторами и бульдозерами в тайге. Дорога была похожа на лыжню. Бежали к Канзыбе две жирно-бурые глинистые колеи, выдавленные в пахучей силосной траве сталью и резиной.

На Артемовском тракте было шумно и тесно, как в Москве на улице Горького. Только милиционеры не попадались, и в отличие от улицы Горького Артемовский тракт был царством грузовиков.

Букварь подумал: если бы эти труженики исчезли с тракта, замерла бы в Саянах жизнь. Перестали бы крутиться машины Джебской электростанции. Закрылись бы в Артемовске, в таежных деревнях и поселках магазины. Бульдозеры у Кизира уткнулись бы стальными вогнутыми лбами в желтые и зеленые откосы, а не знающие отдыха экскаваторы стояли бы печальные и сонные, как жирафы в Московском зоопарке.

Но уставшие, пропылившиеся грузовики не исчезали с тракта. Они везли жирный, блестящий уголь, бледно-желтую руду, бочки с бензином и пивом, лоснящиеся на солнце рулоны рубероида, длинные туловища саянских сосен и кедров, аккуратные белые листы жести, ящики, в которых подскакивали бутылки с молоком, подсолнечным маслом и водкой, взрывчатку, утюги и свиную колбасу производства Абаканского мясокомбината.

Они летели по тракту, булыжному и узкому, проскакивали отчаянные его спирали.

Букварю нравилось следить, как приближались к ним встречные машины.

Сначала километрах в двух-трех впереди, где-то на петле, повисшей над хрустальным Кизиром, машина ползла, как божья коровка по коричневому осеннему листу. Потом она становилась размером с собаку и шла все быстрее. Потом она неслась метрах в ста впереди, гудела угрожающе, и вот уже была совсем рядом, и вот уже с оглушительным ревом, со смазанными скоростью формами проносилась мимо, как ракета, и у Букваря замирало сердце и от этого рева, и от этой скорости, и от этих смазанных, как на фотографии с большой выдержкой, форм.

Артемовский тракт двигался лентой транспортера. Еще недавно эта торопящаяся узкая лента бежала среди неподвижных, застывших деревьев и скал. Только порывистый, шумный Кизир пытался соперничать с лентой булыжного транспортера.

Теперь движение переместилось в тайгу и горы.

 По обе стороны дороги суетились экскаваторы, бульдозеры, тракторы, самосвалы, шумели бетономешалки и компрессорные установки, захлебывающимися пулеметными очередями вгрызались в камни отбойные молотки. В скалах над Кизиром, на катышах и уступах, где торчали из камня березы, кривые и причудливые, висели на веревках взрывники с перфораторами вруках, висели на стометровой высоте над летящим серым потоком. Из насыпей, выемок и тоннелей люди имашины готовили ленту полотна для новой дороги, стальные рельсы которой должны были принести вСаяны новые стремительные скорости.

Таежное солнце, как и Кизир, старалось не отстать от этих скоростей. Оно гналось за машиной шофера Петухова и заставляло Букваря одну за другой расстегивать пуговицы ватника. Раскосая девчонка со встречной машины бросила в Букваря венок из жарков. Оранжевое кольцо ударилось о борт машины и упало на булыжное шоссе. Девчонка валялась вкузове на куче мокрого песка, пахнувшего аквариумом, и хохотала. Букварь стащил ватник ипомахал им ей вслед. Ему было весело. Ему нравился неслышный хохот девчонки, солнце, летевшее по небу, и спешащий завистливый Кизир.

Еще Букварю нравились суслики.

Суслики рыжими столбиками стояли вдоль шоссе, как болельщики во время велосипедных гонок. Шум трассы выгонял их из нор, завораживал изаставлял часами торчать в метре от бешено вертящихся колес. Суслики были одинаковые. Почти все стояли у камней на задних лапах, напряженные, вытянувшиеся, с прижатыми ушами и наведенными на дорогу антеннами усов.

Ребята, проезжавшие по тракту, запасались камнями и от нечего делать пугали сусликов. Букварь тоже набрал камней. Камни лежали у него в ногах маленькой кучкой. На поворотах кучка меняла формы, и камни тыкались в доски заднего борта.

— Вон в того, — посоветовала Ольга. — Слева. Букварь целился не в суслика, а в куст. Камень упал около куста и отскочил к суслику. Рыжий столбик даже не вздрогнул, словно был бетонным.

— Ты только посмотри, — радостно сказал Букварь Ольге, — какой хладнокровный! Ты только...

Он обернулся и не договорил. Ольга не смотрела на дорогу. Ее рука лежала в руке Николая. Ольга улыбалась и смотрела вглаза Николаю. Николай тоже улыбался.

Букварь был не маленький и все понимал. Он перевел глаза на Буратино. Буратино сидел рядом с Ольгой, свесив с доски худенькие, пластмассовые ноги в тяжелых желтых башмаках.

— Очень хладнокровный суслик, — нерешительно сказал Букварь и отвернулся.

Он взял камни в ладони и не спеша высыпал их на дорогу. Камни попрыгали в пыль и замерли на шоссе длинной ломаной цепочкой.

Когда между стволами деревьев сверкнул зажженный солнцем осколок Канзыбы, шофер Петухов повернул налево. Машина заковыляла медленно и осторожно, мяла траву, кустарник и цветы.