— Вскроем их поскорее. Сначала вот эту, официальную телеграмму. «Генералу Рэтледжу. Индианаполис. С. А. С. Ш. Счастлив подписанием вашего назначения губернатором области Ута и обращаюсь лично вам поздравлениями, пожеланиями успеха...» Ах, генерал! Знаете, от кого это? Это от самого президента Честера.
— Президент, действительно, очень любезен, — сказал взволнованный Рэтледж.
«Счастлив узнав назначении дающем уверенность самой сердечной плодотворной совместной работе. Приятные симпатичные воспоминания. Джемини Гуинетт.».
— А! — сказал Рэтледж. — Президент мормонской Церкви... Вот это интересно.
— Вы знаете его? — спросил Кодринтон.
— Немного. Дело в том, что — обыкновенно этого не знают — он в 1858 году в качестве военного священника принимал участие в экспедиции Джонстона. Я сам служил лейтенантом в этой армии...
11 августа 1882 года в десять часов утра губернатор Рэтледж торжественно вступил в Соленое Озеро.
В полдень президент Церкви дал большой банкет, на который были приглашены все гражданские, духовные и военные власти области. По правую руку президента Гуинетта сидела миссис Регина Рэтледж. Губернатор сидел по правую руку мистрис Сары Гуинетт.
В четыре часа он в обществе генерала Коннора, юного Кодринтона и еще двух офицеров отправился в лагерь.
До этого времени день был прекрасный. Тут внезапно появились тучи на небе. Надвигалась гроза.
— Скорее, скорее! — кричал генерал Коннор кучерам.
Коляски покатили быстрее.
— Эти грозы здесь настоящие водяные смерчи, — пояснил Коннор губернатору. — К счастью, мы около богадельни Восточного храма. Мы остановимся там и переждем, пока пройдет вихрь.
— Богадельня Восточного храма? — спросил губернатор.
— Это учреждение, предназначенное для неимущих стариков, — сказал генерал Коннор. — Это наполовину госпиталь, наполовину убежище. Директор будет счастлив и горд...
Ветер и шум дождя заглушили последние слова. Маленькое общество еле успело выскочить из экипажей и броситься в приемную богадельни.
Появился красный от волнения, предупрежденный Коннором, директор.
Учреждение его содержалось, впрочем, в таком порядке, что вполне заслуживало похвал, на которые не скупился губернатор. Вместе со своими офицерами он последовательно обошел огромные и хорошо проветриваемые дортуары, лужайки, дворы и трапезную; призреваемые — старухи, больные подагрой, старики, впавшие в детство — молча, мертвыми глазами смотрели, как они проходили мимо.
Они вошли в кухню. У огромного медного котла, в котором быка можно было бы сварить, неподвижно стоял повар-великан.
В одном углу группа призреваемых, в темных, из грубой шерстяной материи платьях, под присмотром чего-то вроде диаконисы занималась чисткой овощей.
Их было три старика и две старухи, жалкие отребья рода человеческого. Они еле подняли глаза при входе блестящего главного штаба.
— Должен еще обратить внимание господина губернатора... — начал было директор, не заметив, что его высокий гость внезапно побледнел.
Он не успел окончить фразы. Одна из старух собрала горсть шелухи, устилавшей пол, и с резким криком швырнула ее Рэтледжу прямо в лицо.
