Соленое озеро - [39]

Оба свидетеля находились позади их. Брат Фанёил, страдая полипом, сопел с такой силой, что Аннабель несколько раз думала, уж не храпит ли он. Она не могла его видеть; но, повернув немного голову, заметила брата Джорама. Он с таким выражением смотрел на открытый затылок молодой женщины, что Аннабель задрожала от стыда.

Чтобы изгладить это омерзительное видение, она старалась слушать речь брата Мердока. Вдруг она уловила какой-то неприличный намек на Рим. «Ах, да! — подумала она, — это, значит, правда. Я уже больше не католичка. Больше не католичка!» Она почти вслух повторила эту фразу. Она испытывала при этом только удивление... Церковь Килдера!.. Капелла урсулинок в Сан-Луи!.. Не католичка больше... Затем вдруг ей вспомнился отец д’Экзиль, и у нее как раз хватило времени перевести взор на прекрасный профиль своего супруга, иначе ее охватил бы ужас.

Как раз в эту минуту Мердок кончил свою скучную речь, сошел с кафедры и направился к ним.

Он взял ее правую руку и вложил ее в левую руку Гуинетта.

— Клянетесь ли вы, — сказал он, обращаясь к пастору, — быть для нее всегда тем, чем Исаак был для Ревекки, чем Бооз был для Руфи, чем Иоаким был для Анны?

— Клянусь, — ответил преподобный.

— А вы, сестра моя, клянетесь ли всегда быть для него тем, чем Ревекка была для Исаака, чем Руфь была для Бооза, чем Анна была для Иокима?

— Клянусь.

— Клянетесь ли вы также, сестра моя, быть для него всегда тем, чем Сарра была для Авраама в отношении к Агари, чем были Рахиль и Лия для Якова в отношении к Бале и Зельфе?

— Клянусь, — с тем же доверием повторила она.

Брат Мердок выпрямился во весь свой высокий рост, причем тень его заплясала на стене.

— Итак, — с силой сказал он, — брат Джемини и сестра Анна, во имя Господа Иисуса Христа и данной мне священной духовной власти, объявляю вас законными мужем и женою, ныне и навеки: призываю на вас благословение Святого Воскресения с властью появиться в утро первого Воскресения одетыми в славу, бессмертие и вечную жизнь; призываю на вас благословения престолов, властей, начал, сильных мира сего, равно как благословения Авраама, Исаака и Якова, и я вам говорю: производите плоды и множьтесь, наполняйте землю, дабы вы могли найти в потомстве своем радости и наслаждения в день Господа Иисуса. Все эти благословения, как и все другие, вытекающие из нового и бессмертного договора, я распространяю на ваши головы при помощи вашей верности до конца, духовной властью во имя отца и сына и Святого Духа. Аминь.

Несколько мгновений стоял он, опустив голову и молясь. Затем сказал им:

— Ступайте, вы повенчаны.

Они вышли, прошли через оба зала. У ворот их ожидала привезшая их коляска. Дождя больше не было. На небе из-за мягких облаков выглядывали даже отдельные звездочки.

Оба супруга пожали руки брата Мердока и свидетелей, благодаря их.

— Верьте, — сказал Гуинетт, — мне очень тяжело, что из-за позднего часа нашего бракосочетания мы не можем пригласить вас к обеду.

— Ба! — своим грубым и тяжелым голосом ответил брат Мердок, — это не беда. В следующий раз пригласите нас.

Сидя уже в коляске, под спущенным верхом, Аннабель расхохоталась.

— Слышали, что сказал этот дурак? — с неудовольствием спросил Гуинетт, как только коляска тронулась.

— Да, — все еще смеясь, сказала она. — Человек этот ловко скрывает, что он шутник.

И она изо всех сил прижалась к пастору. На этот раз он не оттолкнул ее.

Совершенно равнодушные к дороге, избранной их кучером, позволяли они увозить себя.

Слышалось пение ручейков, такое сильное, что порою оно заглушало даже стук колес.

Гуинетт осторожно высвободился из ее объятий. Коляска остановилась.

— Мы приехали, дорогая.

Оба они стояли теперь на дороге у какого-то черного дома. Коляска уехала.

Аннабель овладела продолжительная дрожь. Она схватила пастора за руку.

— Приехали, — пробормотала она. — Приехали! Но я не узнаю сада. Где мы?

Он открыл портал. Она ощупью, в темноте, следовала за ним.

Он открыл дверь. Теперь они подымались по темной лестнице.

— Где мы? Где мы? — повторяла она.

Она почувствовала его губы около своего уха. Он ей шептал:

— Где мы, моя возлюбленная? В доме, более достойном служить убежищем для нашей любви, чем твоя пышная вилла.

Коридор. Еще дверь, которая отпирается и которую запирают. Лампа, которую зажигают. Глазам представилась большая пустая комната.

Пастор стоял посередине этой комнаты. Он снял свое пальто, смотрел на Аннабель и с любовью раскрывал перед ней свои объятия.

Она бросилась к нему, прижалась, вся дрожала.

— Возлюбленный мой, возлюбленный мой, где же мы?

Все улыбаясь и не отвечая, притянул он ее к себе. Он снял с нее верхнее платье и обувь, тщательно сложил их на стуле в головах огромной белой кровати, блестевшей на плитах этой таинственной комнаты.

— Где мы? — еще раз попробовала она спросить. — Ах, да не все ли равно! С тобою, любимый мой, с тобою.

Она отдалась. Он сильно сжал ее в объятиях. Она не думала больше ни о каких расспросах.

Глава седьмая

Они заснули только на заре. Когда Аннабель проснулась, солнце уже высоко стояло и ударяло лучами в оконные стекла, по которым бежали друг за другом маленькие капельки голубого густого тумана. Она была одна.