Думаю, майор видел перед собой другие, прежние войны, но я его понял. Раз пушки и стрельба вошли в твою плоть и кровь, от этого не избавишься. Конечно, мир станет лучше без людей, подобных майору и мне. Он станет лучше и без наемников, солдат удачи, наемных убийц. Они сражаются вместо других за деньги. А после того как война выиграна или проиграна, до них никому нет дела.
Но это тоже правильно.
— Официально ты депортирован, Рэйни. Не пытайся вернуться в Родезию, иначе тебя расстреляют. Ты даже не знаешь, сколько я беру на себя, позволяя тебе вот так уехать. Но никакого чека тебе не будет. На такой риск я не могу пойти. Это будет настоящим оскорблением правительству… — Зазвонил телефон. — А, да, мистер Голт, — приветливо отозвался майор. — Я так рад, что вы позвонили… Да, насчет этого дела Гванды… Да-да, насчет мистера Димана — это ужасно. Но что сделано — то сделано. Между нами, я хотел бы попросить вас об одной услуге. Вы известны тем, что отстаиваете интересы армии в парламенте Надеюсь, вы снова проявите ваши дружеские чувства к нам. Хотелось бы, чтобы выпустили новую сводку, которая подкорректировала бы последние сообщения в прессе. Вы понимаете, что я имею в виду, мистер Голт?.. Вот именно — что пресса была неправильно информирована, будто правительство собиралось уступить требованиям террористов в вопросе о Гванде и мистере Димана… Что ничего не может быть дальше от правды, чем это, потому что правительство не склоняется и не намерено делать этого впредь под давлением любого рода. Правительство и народ Родезии едины. Мерилом единства правительства является тот факт, что оно не намерено вступать в торг по обмену убийцы и негодяя Гванды даже ради всеми любимого выдающегося гражданина Родезии Мартина Димана… Я думаю, это хорошо сказано: правительство приносит в жертву Мартина Димана, что является символом уважения демократии в республике… Очень хорошо, мистер Голт, и спасибо вам большое от имени всей родезийской армии. — Майор Хелм повесил трубку и спокойно вернулся к разговору со мной. — Войне тоже необходимо паблисити, — сухо заметил он. — Так что не все потеряно. Гванда, фигурально выражаясь, в могиле, а этот толстяк Мартин Диман становится мучеником, павшим в борьбе за наше дело.
— Да, сэр.
— Тебе лучше идти, Рэйни, — сказал майор. — Самой большой тебе удачи.
Я уже взялся за дверную ручку.
— Майор, только один вопрос. Если бы вы были на моем месте, а не за столом в Солсбери, что бы вы сделали с Гвандой? Если бы вам предстояло решать, как бы вы поступили? К черту политику. Сугубо между нами: как бы вы поступили?
Майор подмигнул мне здоровым глазом и произнес:
— Я задушил бы этого сукиного сына голыми руками. Годится такой ответ?
— Вполне.
