Солдаты удачи - [22]

Кубинцу надо было показать свою знаменитую гордость. Теперь настала его очередь выходить из себя, и он со злостью швырнул свою толстую сигару в костер. Несмотря на испанский акцент, в его произношении был сильный американский налет. Не исключено, что он много времени провел в Штатах. Оба его подчиненных нервозно следили за старшим, то и дело заискивающе улыбаясь убийцам из окружения Гванды, но те не отвечали на их улыбки, за исключением совсем пьяных.

— Я подчиняюсь своим приказам! — кричал старший кубинец.

Крепкие же у него были нервы, если он мог так кричать на Гванду, имея в союзниках только пистолет в кобуре. — Никакого вторжения сейчас не будет. Надо быть разумным, полковник. Мы оба солдаты и должны подчиняться приказам. Вы подчиняетесь приказам своего командования, я — своего.

Гванде это понравилось, и он засмеялся. Он по-прежнему был не в себе, но не настолько, как минутами раньше.

— В Африке все не так. Для меня, по крайней мере. Я подчиняюсь только тем приказам, которые считаю умными. А то, что вы мне говорите, — глупость. Сколько у вас людей с той стороны прохода? Сколько кубинцев в Мозамбике?

— Достаточно. Не об этом речь.

Гванда как следует отхлебнул из бутылки и завелся пуще прежнего. Он заорал на кубинца:

— Плевать мне, о чем там у вас речь! Вы считаетесь командующим войсками, расположенными по ту сторону прохода. И там, за проходом Зану, у вас больше войск, чем во всей родезийской армии. Вся эта паршивая родезийская армия — не больше пяти тысяч чело век. Так называемые резервисты — это ерунда, кучка фермеров и иммигрантов из Европы, которые даже английского не знают. Забудьте о приказах Сами оцените ситуацию — и посылайте своих сюда. А раз так, то и остальные кубинцы поддержат вас. Пока американцы закончат споры в конгрессе, освобождение Родезии станет свершившимся фактом. А после этого они сюда не полезут. — Гванда ухмыльнулся. — Так что выйдет не по-американски.

Кубинец медленно покачал головой, вытаскивая тем временем новую сигару из кармана рубашки. Другой кубинец поднес ему зажигалку. Некоторое время он молча раскуривал сигару, потом заговорил, вновь оспаривая доводы Гванды и усиленно жестикулируя сигарой.

Гванда опять заорал на него:

— Русский лакей! Не тычь в меня этой своей вонючей штукой! Ты можешь хоть раз в жизни быть мужчиной?

В кубинце опять взыграла успокоившаяся было гордость:

— Мне нечего доказывать вам. Где вы были, когда мы дрались и умирали в Анголе?

Гванда набрал в рот мокроты и смачно плюнул возле ног кубинца. Тот отступил и положил руку на кобуру. В этой ситуации это был не лучший шаг с его стороны. Другие кубинцы не знали, что предпринять, но они оказались умнее своего шефа и не потянулись к пистолетам.

— Сейчас они начнут убивать друг друга, — прошептал Ван Рейс.

— Да, — шепнул я в ответ, улыбнувшись.

Южноафриканец улыбнулся мне в ответ:

— Тогда и мы начнем.

Гванда гремел, явно пытаясь спровоцировать гордого кубинца:

— Ты мужчина, пока русские водят твоей рукой. Вы вроде ирландских или шотландских крестьян, которых англичане посылают сюда воевать за свои интересы. Они все равно остаются для англичан дерьмом, даже если защищают их интересы. Так и вы для русских. Вы — самое настоящее дерьмо. Все вы лакеи. Возьмись за ум, парень, и присоединяйся к нам. Ведь ты даже не белый…

Кубинец хлопнул рукой по кобуре, но не успел даже открыть ее. Гванда сделал шаг в сторону и кивнул. Автоматчик, которого я в первый момент не заметил, — но автоматчик хороший, — уложил главного кубинца, а потом и двух других. Близнецов с тонкими усиками.

Я открыл огонь, потом Ван Рейс из своего замечательного израильского автомата, а там и мои мэрки вскочили с земли, надежно замаскированные листвой деревьев. Им очень хотелось выразить благодарность Гванде за истертые ноги, а наемников весьма раздражают такие мелочи. По большому счету с ними нет проблем, они не идеалисты, но стертые ноги или перебои со жратвой доводят их до белого каления. О, они обрушили на, лагерь такой ливень свинца! Мое внимание было приковано к автоматчику, который скосил трех кубинцев. Он влетел в палатку кубинцев и стрелял из-за брезента. Это его скрывало, но не защищало, и когда я определил его местоположение, то быстро утихомирил его. Он упал на палатку и завалил ее. От града пуль палатка загорелась, и бушующее пламя взметнулось до верхушек деревьев. Террористы понимали, что влипли, но некоторые пытались оказать сопротивление. Однако это было бесполезно, потому что мои наемники в этой жизни не делали столько глупостей, сколько, в гражданской. Сейчас они занимались тем, что им нравилось больше всего, — убивать за деньги. В нескольких ярдах правее меня Ван Рейс строчил из своего «галила», короткими и длинными очередями укладывая террористов. Ответный огонь был сильным, но стреляли в отчаянии, неприцельно. Я услышал прямо-таки женский крик ирландца Смита, которому очередью прошило голову. Потом застонал Ван Рейс. Я посмотрел на него, но крови не увидел, а Ван Рейс уже снова стрелял как ни в чем не бывала

Следующим был поражен Леманн, один из южноафриканцев. Он находился рядом со мной, и я слышал глухой шлепок, когда пуля отрикошетила от камня и прошила ему горло. Как часто бывает с людьми, когда в них попадает пуля, он вскочил на ноги и обеими руками схватился за горло. В нормальной войне, где есть врач, его рана, возможно, не была бы смертельной, но здесь, в горах, он был обречен. Еще одна автоматная очередь снесла ему большую часть черепа.