Солдаты — сыновья солдат - [44]
И еще один собеседник оказался у меня в залах музея ВДВ — маленький, вихрастый паренек с парашютным значком на лацкане пиджака. Восторженно раскрыв глаза, он бродил по залам и все никак не мог насмотреться, все снова возвращался к уже виденному.
Саша Кузовкин — слесарь, занимается в аэроклубе ДОСААФ. Через год в армию. Конечно, в ВДВ.
— Это самые замечательные войска! — объяснял он мне. — Моя мечта стать офицером ВДВ. Я и раньше хотел этого, а уж теперь…
И он широким жестом обводит рукой музейные витрины…
Саша рассказывает как увлекся парашютизмом.
Еще в школе.
Сначала он прочел книгу генерала Лисова. И сразу же начал читать все, что мог найти на эту тему: романы, рассказы, инструкции, мемуары, учебные пособия — все, лишь бы речь шла о парашюте, десантниках, их жизни и делах. Потом так случилось, что в школу, где он учился, приехал «сам генерал Лисов». Это стало событием на всю жизнь. Кузовкин да и другие ребята слушали, раскрыв рты, волнующий рассказ ветерана ВДВ. Об истории этих войск, о первых прыжках, о первых десантах, о довоенных маневрах под Киевом, о сражениях Великой Отечественной войны, наконец, о сегодняшнем дне воздушнодесантных войск, о замечательном их искусстве, о спортивных рекордах. Словом, вся история ВДВ прошла перед ребятами и дай им волю, генерал и по сю пору сидел бы в школьном зале и рассказывал. Его ни за что не хотели отпускать.
А на следующий день всем классом помчались в ДОСААФ…
Однако пришлось подрасти.
Но наступил день, когда Саша Кузовкин, слесарь на заводе и ученик вечерней школы, пройдя за партой положенный курс, поднялся в воздух и впервые шагнул в пустоту.
Сладко замерло сердце, а когда, дернув за кольцо, он повис, раскачиваясь под белым куполом над землей, то едва не заплакал от восторга. Сбылась заветная мечта.
Но оказалось, что на смену одной мечте всегда приходит новая. Теперь прыгать с парашютом для Саши «привычное дело» — у него уже двенадцать прыжков! Теперь он хочет стать десантником. И все тут.
Нельзя сказать, чтобы Кузовкин отнесся к реализации своей мечты легкомысленно. Отнюдь. Он и сейчас читает все о десантниках, смотрит фильмы. Сдал нормы на значок ГТО. Уже побывал в военкомате — там состоялась, как он выразился, «предварительная беседа» с допризывниками, во время которой он недвусмысленно дал понять военкому, что его «обязаны» призвать в ВДВ.
И вот, наконец, ему удалось приехать с другими ребятами из аэроклуба сюда, в музей ВДВ.
Он давно был наслышан о музее, но действительность превзошла все ожидания.
Ребята ходят тут аж с самого открытия и будут ходить, как я понял, пока их не выгонят.
Они по десять раз возвращаются к витринам, оживленно театральным шепотом обсуждают что-то, наиболее солидные записывают в блокноты.
Что ж, — подумалось мне, — для того и создан этот музей, чтобы поведать о былом, о славных минувших днях, и о днях сегодняшних, чтоб будить молодые умы, волновать молодые сердца, чтоб побольше горячих, смелых, увлеченных юношей мечтали о том дне, когда наденут голубой берет десантника…
У дверей музея с двух сторон расположились десантные танк и орудие. На орудие взобрался маленький, укутанный шарфом паренек в сползшей на ухо ушанке. Увидев меня, он опасливо замер — кто его знает, дядю, накричит еще, прогонит.
Не прогоню.
Никто не может прогнать отсюда этих маленьких пареньков. Они все равно вернутся. Они вырастут, чтобы сто раз возвращаться, пока не примут их в училище, не зачислят в десантные войска. Они начнут снова и снова бродить по музейным залам, останавливаться у музейных витрин. В тысячный раз переживать то, что пережили их отцы, а теперь уже, наверное, и деды в военные годы. Будут восхищаться всеми — и живыми, и погибшими героями, чью память так свято, так любовно и верно хранят в этих безмолвных, просторных залах.
И если пробьет грозный для Родины час, станут такими же, как отцы.
Вот тем-то и замечателен музей ВДВ, как и другие наши военные музеи — он воспитывает граждан и воинов в высоком понятии этих слов.
А то, что гражданину тому пока не исполнилось десяти лет, и ушанка его, порядком потрепанная, сползает ему на ухо — это ничего. И Чапаев, и Тухачевский, и Буденный когда-то были детьми, и они когда-то играли с деревянными саблями в руках.
ЕГО ПРОФЕССИЯ — ГЕРОИЗМ
Когда встречаешься с людьми героических профессий, начинаешь упорно искать в их облике признаки этих профессий. Упорно. И тщетно.
Ловлю себя на прежнем желании: герой ведь особый человек, в чем же эта «особость», хочу увидеть ее, разглядеть. А увидеть нечего. Нечего разглядывать. Он такой же, как все, две руки, две ноги, почти всегда улыбка, почти всегда шутка, и как догадаться, что человек — герой?
Иногда можно — по маленькой золотой звезде на груди, по тому, что лицо его знакомо часто всему миру. А если из скромности он не носит наград? Если геройские дела свои вершит не обязательно на глазах всего мира? Да и дела геройские бывают различны. Чтобы их совершать, надо иметь, конечно, особое сердце. Но не всегда ведь жизнь дает возможность в полной мере себя проявить. Для этого нужны специальные, редко возникающие условия. Их создала, например, Великая Отечественная война. И тогда многие мирные, даже смирные люди показали чудеса храбрости и самоотверженности, совершили великие подвиги. То была пора массового героизма. Героем тех времен был весь народ. Потому что народ, как и отдельные люди, его составляющие, тоже имеет характер, у него есть дух, только они проявляются, естественно, не в отдельных случаях, а в периоды великих потрясений, могучих свершений. Продолжительность же периода не всегда имеет пределы.
