Солдаты — сыновья солдат - [16]

…Тоня Кенсицкая родилась в Киеве в 1941 году. Это был первый год войны, и одним из первых ушел защищать свою Родину Тонин отец, токарь завода имени Дзержинского. Он прошел всю войну.

Всю, без двух дней. Тонин отец погиб 7 мая 1945 года.

В 1958 году Тоня кончила школу и пошла работать. У нее была такая «вкусная» профессия — кондитер. В этой области она достигла многого — пятого, высшего разряда. Могу подтвердить, что Тоня не зря получила свой разряд — мне довелось есть изготовленные ею печенья. Ел и вздыхал: какой пропал кондитер. Впрочем, Тонин муж не вздыхает — для него кондитер не пропал.

Был у Тони еще один высший разряд — по волейболу — первый юношеский. Были другие разряды — по гимнастике, легкой атлетике.

А потом она сменила свою «сладкую жизнь» на другую — ушла на завод штамповщицей и, проработав восемь месяцев, получила первый разряд. Правда, штамповка — не волейбол, там первый разряд — низший…

В зал клуба «Авангард», где тренировалась Тоня с подругами, приходили веселые лихие парни — досаафовцы. Они тоже тренировались там, проделывали непонятные упражнения. Это были парашютисты — представители спорта героического и далекого для Тони, как сама небо. Только полубоги могли проноситься словно птицы в этом синем сверкающем небе и опускаться под белыми куполами на твердую землю, по которой предстояло всю жизнь скромно ходить иным хрупким девочкам-волейболисткам.

И вдруг один из этих земных полубогов, внимательно следивший за волейболистками, подошел и спросил: «Ну, вот что, девчата, кто из вас хочет прыгать?» Сначала не поняли. «Подпрыгивать?» — «Нет, прыгать. С парашютом». Переглянулись, рассмеялись веселой шутке.

Но парень не шутил, подошли другие — «боги» спустились на землю.

И тогда Тоня подумала, а почему ей, девушке с земли, не вознестись, не подняться на небо?

— Я хочу прыгать, — сказала она.

Свой первый высотный прыжок Тоня совершила, когда ей было двенадцать лет. Он уже тогда был рекордным: выше ее никто, даже мальчишки не забирались на пожарную лестницу, чтобы потом прыгать оттуда в кучу песка. Тоня как-то никогда не любила оставаться последней. В кроссе ли, в лыжном ли походе, в заплыве, да и вообще в любом деле всегда стремилась быть «в группе лидеров». «Если уж не первой, — рассуждала она, — так хоть одной из первых».

Поскольку Тоня оказалась единственным добровольцем, ребята пошли на попятный: кому охота заниматься с одной девчонкой? В очередные группы она не попадала, там ушли уже далеко вперед. Что было делать? Во всяком случае, не отступать, решила Тоня.

Досаафовцам пришлось нелегко — они выпустили джина из бутылки. Настырная девчонка не давала им покоя: «Сами приглашали? Сами! Вот и учите». Наконец один сжалился. Это был мастер спорта — Михаил Степанович Демиденко, он стал ее первым тренером, то есть воздушным крестным отцом. Демиденко рассказывал и показывал, давал литературу, отвечал на бесчисленные вопросы своей любознательной ученицы. Потом подключил ее к одной из групп. И хотя Тоня занималась втрое меньше времени, она сумела сдать экзамены вместе с другими.

Когда настало время проходить медицинскую комиссию, явилась не в ту, где осматривали «перворазников», а в ту, где — спортсменов. Ей было восемнадцать лет, она была небольшой, но крепкой, сильной девчонкой, и комиссию прошла без сучка и задоринки, хотя требования, предъявляемые к здоровью парашютистов, крайне высоки. С волнением ехала Тоня на аэродром, чтобы совершить свой первый прыжок. Но тут удача на время покинула ее — небо заволокло темными тучами, ветер крепчал.

Прыжки отменили.

На следующий день снова.

И на третий.

Пять раз приезжала Тоня на аэродром, и все зря. В конце концов волнение прошло, пришла злость. Состоится, наконец, этот проклятый прыжок или нет? Когда самолет поднял ее в воздух, она была потрясена. Вон внизу дома, дороги! Лес! И каждая машина на дороге видна. И они двигаются! Медленно-медленно. А это поезд! Как все интересно.

Тоня узнавала знакомые предметы. Они выглядели отсюда, с высоты, совершенно иначе, и все же были хорошо знакомы, привычны.

Она совсем забыла о прыжке. Когда настал момент прыгать, забеспокоилась: как, в эту бездну, где дома кажутся спичечными коробками, а машины букашками? Готовясь к прыжкам, она как-то не думала, что прыгать впервые ей будет страшновато. А сейчас…

Вообще Тоня, но ее словам, всегда была трусихой, но каждый раз пересиливала это. Не для других. Для себя. Себе самой она должна была доказать, что может сделать то-то и то-то. Так, по крайней мере, она мне объясняла. А я думал: «Трусиха? А что такое смелость? Разве не умение преодолевать страх?»

Тоня сидела передо мной в красной юбке и черной кофточке, смотрела на меня растерянными глазами. Потом взяла себя в руки, рассмеялась:

— Вы знаете, я сейчас переживаю тот прыжок, как тогда, волнуюсь, прямо колени дрожат…

Она тогда ничего не видела вокруг, ринулась очертя голову. В мозгу вертелись обрывки инструкций, советов, наставлений. За добрую сотню метров от земли сжала ноги, готовясь к приземлению…

Все время, что спускалась, вспоминала момент отделения от самолета и внутренне клялась: никогда в жизни больше не прыгнет. Хотя все сошло благополучно, при втором прыжке волновалась не меньше. И при третьем, и при десятом. А когда прыгнула четырнадцатый раз — острота волнения прошла, словно ее никогда не бывало.