Солдаты России - [4]

Дядя Миша внимательно рассмотрел крест и похвалил неведомого солдата за чистоту работы. А мама была очень опечалена и сказала, что это плохое предзнаменование. С ней согласилась бабушка Мила. Мальчик, боясь, что крест сожгут в печке (о чем совершенно ясно высказалась бабушка), быстро выхватил крест из бабушкиных рук и убежал на улицу, чтобы спрятать его в надежное место. Дядя Миша только рассмеялся вслед мальчику и крикнул:

— Молодец, Ванька!

Это событие крепко врезалось в память мальчика, тем более что его горю не было конца, когда при отъезде со станции Калиновка в Сутиски он не нашел креста, с такой тщательностью запрятанного за стеной угольного сарая водонапорной башни; а мать, наоборот, успокоилась: ведь с пропажей креста исчезло и «дурное предзнаменование».

Воспоминания — это прошлое. А жизнь идет, и новые события, одно значительнее другого, развертываются с каждым днем.

Наступило лето — самая хорошая пора на Украине. Даже посетителей в больнице стало меньше. Ведь столько работы в поле, что некогда болеть, это дело можно отложить до зимы. А война не считалась ни с чем, запасных все призывали и призывали. Дошла очередь и до коллежского асессора Василия Павловича Царева — военного врача; запаса.

Для больницы это было большое горе: ведь Василий Павлович считался не только отличным врачом, но и замечательным распорядителем, хозяином. И вот этого человека провожали на войну, а слово «война» было зловещим, страшным, его все боялись и ненавидели, да к тому же с войны шли только плохие вести: оказывается, японская армия была лучше подготовлена и обучена, чем русская, и русские терпели поражение за поражением.

Василий Павлович надел парадную форму военного врача и весь блистал серебром. Ванюша был просто в восторге, он даже сказал, что Василий Павлович похож на царя.

Фельдшер Иван Иванович явился на проводы при медалях за русско-турецкую войну. Был среди провожающих и молодой земский врач, недавно прибывший в Сутиски и теперь принявший дела от Василия Павловича. Новый врач все еще носил студенческую тужурку, и его сразу же прозвали студентом.

Василий Павлович тепло простился со всеми больничными. Взял руку Варвары Николаевны, долго держал ее в своей руке, а потом нагнулся и поцеловал. Подхватив Ванюшу под мышки, внимательно посмотрел на его нос и сказал:

— Все прошло, нос даже лучше стал.

По-отцовски крепко поцеловал мальчугана, а тот, обхватив доктора за шею, попросил:

— Возьмите меня на войну.

Все засмеялись, а Василий Павлович грустно ответил:

— Я, милый, и сам бы не поехал на войну, если бы можно было.

Бида, в которой так часто «главный» навещал больных, теперь увозила его на фронт. Дед Петро погнал гнедого на станцию Гнивань. Вскоре коляска скрылась из глаз — только виднелся хвост дорожной пыли. А люди — старые и малые, здоровые и больные — продолжала стоять в суровом молчании, глубоко опечаленные расставанием. Варвара Николаевна и тетя Параша плакали.

Несколькими днями позже со станции Гнивань на десяти подводах крестьяне привезли в больницу новую группу раненых солдат. Раненые много рассказывали про войну: как хунхузы мешали воевать, как русские по вине высокого начальства терпели неудачи. Эти рассказы разносились по всей округе, и народ глухо роптал.

Ванюша все время пропадал в палатах, где лежали раненые, он охотно выполнял все их просьбы и с глубоким интересом слушал нескончаемые рассказы о боях в далекой Маньчжурии.

С усатым человеком, назвавшимся дядей Петей, он подружился. Ванюша частенько забегал в палату, где дядя Петя лежал с нелепо поднятой вверх толстой ногой, к которой была подвешена тяжелая гиря, подавал раненым воду или спички. Он возбуждался, когда солдаты рассказывали, как они били японцев, и старался не слушать, как японцы били наших.

Дядя Петя начал выходить на костылях во двор. Его собеседником обычно был тезка, больничный сторож дед Петро. Он угощал раненого крепким самосадом, они чинно садились где-нибудь в тени и вели бесконечные разговоры.

— А за какие такие шиши кровь льет народ? — говорил дядя Петя. — Стыдно сказать, ей-богу, как нажал японец, а у нас не только пушек — патронов нет... Глядим, вагоны приходят. А в вагонах иконы! Со святыми упокой, мол, солдатики. Вот те и поддержка. — И дядя Петя даже сплюнул от досады.

Ванюша вертелся тут же, а потом собирал ватагу мальчишек, которых дед Петро гонял с больничной территории, и пересказывал услышанное. Для интереса он все преувеличивал, а в тех местах, где солдаты со злобой говорили, как наших били японцы, Ванюша менял смысл, и выходило по-другому: а здорово японцам доставалось от русских!

...Ваня рос крепким, живым и очень добрым по натуре. Он любил собак и подкармливал всех бездомных дворняжек объедками с кухни. Когда собаки остервенело грызлись между собой, свиваясь в живой клубок, Ваня бесстрашно прыгал в самую гущу свалки и разгонял их. Как-то одна из собак в пылу драки вцепилась ему в ногу повыше колена, рана от ее клыков оказалась довольно глубокой, по ноге струилась кровь. Собака, чувствуя себя виноватой, жалобно скулила и жалась к ногам мальчика. Ваня решил не тревожить маму, тайком взял у тети Параши йод и смазал им рану. Со временем все заросло, остались лишь розоватые шрамы.