Солдаты Рима - [68]

   Бальвенций щедро намазал кусок хлеба паштетом, положил сверху пёрышко лука и ломтик огурца. Разговоры разговорами, а про еду забывать нельзя. Прав Либений - когда ещё доведётся! А что до женитьбы, так он уже пытался, по молодости. Обхаживала его красавица-лидийка, целовала жарко, и млел он, не знавший женщин, от её поцелуев, и на всё готов был ради чёрных глаз... А когда вернулся из похода, она уже другого обнимала. Друзья говорили: не верь! А он верил, потому что хотел верить. Сколько лет прошло, но обман тот так забыть и не смог. И каждый раз, когда очередная красавица начинала водить глазами, он отворачивался и проходил мимо.

   За приятной беседой, за хорошим обедом время пролетает незаметно. Не успели оглянутся - а ночь уже в дверь стучится.. Бальвенций потянулся, встал. Скользнул глазами по тарелкам - целой когорте хватит - и выдохнул.

   -- Всё, пора и честь знать. Пойду я.

   -- Да куда торопиться, посиди ещё, - живо отозвалась Афидия.

   -- Нет, гостям, как в той поговорке, два раза рады. Завтра вставать рано.

   -- Я провожу тебя, - поднялся Либений.

   Серебристый штандарт над преторскими воротами отбрасывал ядовито-красные лучи догоравшего заката. Либений спустился с крылечка, огляделся.

   -- Эй, воин, - окликнул он часового. - Зайди в дом, помоги прибрать. Да поешь заодно... Я тут сам за тебя подежурю.

   Бальвенций присел на холодную ступеньку, облокотился о колени.

   -- Сыновей-то куда отправил?

   -- Отпустил по крепости погулять. Пусть побегают, здесь спокойно.

   Либений вздохнул полной грудью, расправил плечи. Хорошо вот так после сытного обеда постоять на свежем воздухе, отыскивая в небе заветную звезду, и помечтать. И что б обязательно сбылось...

   -- Я Цезарю письмо написал, - сказал он вдруг. - Попросил перевести меня в легион. Хотя бы ещё раз в бой сходить!.. Как думаешь, разрешит?

   Бальвенций пожал плечами.

   -- Не знаю, Марк, может и разрешит. Ты уж два года по тылам...

   -- Два года, - подтвердил Либений. - Как ранили тогда в бою с белгами, так тут и ошиваюсь. Устал... устал я без настоящего дела.

   Он согнул больную ногу и поморщился. Рана затянулась и почти не болела, но хромота осталась. Из-за этой проклятой хромоты его сюда и перевели. Сначала командовал гарнизоном, потом, когда посёлок превратился в городок, а лагерь в крепость, назначили руководить обучением новобранцев. Как будто никого другого найти не могли.

   Либений снова вздохнул и сказал:

   -- Буду надеяться, что разрешит. Ты только жене ничего не говори. Пока. Не надо её расстраивать прежде времени, у неё на мою службу другие планы.

8

   Каждый день в лагерь на Родане приходили новые люди. Раскинутая по всей стране сеть вербовочных пунктов работала исправно. Вербовщики, отслужившие свой срок ветераны, собирали молодёжь на городских площадях, на перекрёстках дорог, в деревенских трактирах и рассказывали, демонстрируя старые шрамы и боевые награды, о сытой и весёлой армейской жизни, о победоносных сражениях, о великих почестях, что оказывают полководцы своим солдатам. Их слушали и верили. Кто-то шел, прельстившись щедрыми обещаниями и романтикой армейской жизни, кто-то с детства мечтал о дальних странах и славных походах, а кто-то спасался от голодного, лишённого надежд будущего, от кредиторов, от закона. Шли совсем молодые - семнадцати-восемнадцатилетние, едва оторвавшиеся от родительской опеки, и более старшие, уже побитые жизнью. Брали всех, без разбора, лишь бы руки могли держать оружие, а ноги - топтать землю.

   Перед зданием принципии, где принимали рекрутов, с утра выстраивалась длинная очередь. Заходили по одному, неуверенно топтались на пороге. Медик бегло осматривал новобранца и неизменно кивал: здоров. Толстый бенефициарий аккуратно записывал в учётную книгу очередное имя, выдавал кошель с подъёмными и тряс дряблыми щеками, поздравляя с зачислением в легион. Либений кратко объяснял новоиспечённому легионеру его обязанности и передавал дежурному центуриону.

   Бальвенций иногда заходил в принципий, садился рядом с Либением и присматривался к проходившим чередой новобранцам. По лицам, по взгляду, по рукам, даже по имени иногда можно определить, чем человек занимался на гражданке, что привело его в армию.

   -- Квинт Ацилий.

  Неуклюжий, широкоплечий парень с походкой, словно только что отошёл от сохи. Ничего, изменить походку не трудно, а руки крепкие, меч удержат.

   -- Децим Опилий.

   Маменькин сынок. Смотрит смущённо, губы трясутся, сжался в комочек... Но раз пришёл, сумел перебороть собственную неуверенность, значит не всё ещё потеряно.

   -- Авл Курсор.

   Плутовской взгляд выдал с головой. Бальвенций перегнулся через стол, накрыл ладонью кошель.

   -- Будешь воровать - руки отрежу!

   Новобранец резво отпрянул, потом расправил плечи, вспомнил, где находится, ухмыльнулся; прищуренные глазки скользнули по золотому перстню, пробежали по ликам на фалерах. Ухмылка стала шире, взгляд наглее.

   -- Эти деньги мне Цезарь дал.

   Бальвенций сел на место. Воровать будет, служить тоже. Новобранец живо подобрал кошелёк, подбросил в руке, проверяя деньги на вес, и пошёл к выходу.