Солдаты революции. Десять портретов - [104]

Однако мне точно было известно, что отряд Гутенберга, сильно поредевший в боях, в те январские дни появился на Линденштрассе, и произошло это перед самым наступлением правительственных войск на здание «Форвертса», где сражались революционеры во главе с Франческо Мизиано. Пополнение, присланное палачом Носке, потеснило кильских матросов с Линденштрассе. Но, когда они отступили, Гутенберга среди них уже не было.

И вдруг совершенно неожиданно появилась надежда, что мой поиск когда-нибудь увенчается успехом. После опубликования документального очерка «Франческо Мизиано ведет бой...» в моей квартире раздался телефонный звонок. На другом конце провода я услышал глуховатый, несколько взволнованный голос. Человек назвал себя, сказал, что хотел бы со мной встретиться, рассказать о жизни своего отца. Может быть, его судьба заинтересует меня.

Больше он мне ничего не сказал. Я записал его адрес и телефон, мы договорились о встрече в ближайшее время, однако она не состоялась. Другие неотложные дела не дали мне тогда увидеться с ним. Но вот произошло событие, заставившее меня немедленно его разыскать.

В 1978 году минуло сорок лет одному из самых трагических событий в истории Европы: гитлеровская Германия растоптала свободу Чехословакии. Лидеры Англии и Франции Чемберлен и Даладье в Мюнхене пали на колени перед нацистским палачом. Вторая мировая война стала неизбежной.

Я рылся в архивах и книгохранилищах, надеясь найти новые материалы, разоблачающие политику мюнхенцев. В Государственной библиотеке имени В. И. Ленина мое внимание привлекла книга, вышедшая в Москве в 1938 году и озаглавленная «Угроза Чехословакии — угроза всеобщему миру». Автор с глубоким знанием и страстной убежденностью разоблачал роль фашизма, угрожающего ввергнуть мир в кровавую бойню. На обложке значилось имя автора: С. Сергунов.

Подсознательно в моей памяти всплыло почти забытое имя «Сергуня». Я его повторил несколько раз: «Сергуня! Сергуня! Сергунов!»

Кто он?

В тот же день я позвонил старому знакомому, активно работавшему в нашей международной публицистике в тридцатые годы.

— Сергунов? Конечно, знаю. Ведь это литературный псевдоним нашего известного дипломата тридцатых годов.

Он назвал мне его настоящую фамилию. Это была фамилия человека, который год назад звонил мне по телефону.

— Вы не ошибаетесь? — спросил я.

— Нет. Я его хорошо знал. Имя его и сейчас часто фигурирует в наших официальных изданиях. Он оставил по себе очень хорошую память... И знаете что — добавил мой знакомый, — это был человек необычайно интересной биографии. О нем ходили прямо-таки легенды. Я его никогда не расспрашивал о прошлом. Но одно знаю точно: до Великой Октябрьской социалистической революции он находился в Германии...

Волнуясь, я набрал номер известного телефона. Тот же чуть глуховатый голос ответил мне. Я напомнил о звонке и нашем давнишнем разговоре, попросил разрешения приехать сейчас же, немедленно.

— Пожалуйста, приезжайте, — последовал ответ.

Через полчаса я сидел в небольшой двухкомнатной квартире в новом районе Москвы.

Первая встреча с незнакомым человеком, да еще в его доме, обязывает по традиции к обмену обычными, дежурными фразами. Но в ту нашу встречу все условности были отброшены, и я сразу же попросил ответить на вопросы, не дававшие мне покоя:

— Как звали вашего отца?

— Сергей Сергеевич.

— Он жил до Октября в Германии?

— Да. Он бежал туда от царского произвола.

— Ваш отец был членом большевистской партии?

— Да. С 1906 года.

— В Германии он жил под псевдонимом?

— Да. Его партийная кличка была «Гутенберг».

— Гутенберг? — переспросил я, не веря своим ушам.

— Да, Гутенберг.

Я не сразу был в состоянии задать следующий вопрос:

— Кто была ваша мама?

— Мама?.. — Мой новый знакомый снял с полки толстенный альбом, перевернул несколько тяжелых картонных страниц с фотографиями и, подав мне альбом, сказал: — Вот она.

Со старинной фотографии на меня смотрела удивительной красоты женщина. На ее чуть лукавом, улыбающемся лице не светились — сверкали огромные черные глаза.

— Вы спросили, кто была моя мама? Она была примадонной Венского оперного театра... А вот ее партнер, с которым она часто выступала. — И, перевернув еще несколько страниц, он сказал: — Энрико Карузо. Это его портрет с дарственной надписью моей маме.

— Простите, но еще один вопрос: Гутенберга убили, так ведь?

— И это верно. В марте 1920 года произошел путч, который возглавил помещик Вольфганг Капп, монархист, главарь шовинистической организации. Его сообщники долго охотились за моим отцом и в ночь на девятнадцатое марта 1920 года пытались его убить.

— Простите... Но книга о фашистской угрозе Чехословакии написана вашим отцом?

— Да.

— Но ведь она вышла в свет в Москве в 1938 году.

— Совершенно верно.

— Кем был ваш отец в 1938 году?

— Мой отец Сергей Сергеевич Александровский был профессиональным революционером и дипломатом.

В тот вечер я не задавал больше вопросов моему гостеприимному хозяину Александру Сергеевичу Александровскому... Теперь предстояло восстановить во всей последовательности жизнь, гибель и воскресение из мертвых человека удивительной судьбы.