Солдаты последней войны - [47]

– Вам уже пора?

В ответ я развел руками. Мне действительно надо было торопиться.

– Мне бы хотелось вам сказать, Кирилл… Впрочем, ладно. Вы не сердитесь на Сашеньку, хорошо?

– Ну что вы, Анна Гавриловна. Мне с ней делить нечего.

– Да, но…

В глаза женщины вдруг промелькнула мольба и просьба. Которую я не мог знать и узнать не попытался.

– До свидания, Кирилл, – Анна Гавриловна неожиданно протянула мне руку. И совсем по-мужски ее пожала. Ее сухая морщинистая рука была на удивление сильной и твердой.

– До свидания, Анна Гавриловна.

Она резко повернулась и двинулась вдоль забора. Маленькая, немолодая женщина в черном. Наверное, она шла в церковь. И в эту минуту, видя ее жалкую и сгорбленную, в трауре, я вдруг попросил Бога помочь ей. Хотя – в чем помочь – сам не понимал. Да и не надеялся особо, что Всевышний прислушается к моему слабому зову…

Поднявшись с постели на много раньше обычного, я все-таки умудрилась опоздать.

Майя ждала меня в условленном месте, в скверике возле детской деревянной горки, возле которой стоял деревянный, неудачно вырезанный под народный стиль, медведь. Майя была прекрасна. В маленьком скверике, утопающем в желтой листве. В белом длинном плаще. Рыжие волосы под шелковой косынкой, повязанной под подбородок. Рядом с медведем она казалась Машенькой из сказки нашего детства.

– Здравствуйте, Майя, – я от смущения похлопал медведя по узорчатой спине. Спина была холодная и влажная. И медведь укоряюще на меня посмотрел.

– Вы, как я вижу, не особо торопились, – вновь вместо приветствия ответила она. Ее лицо по-прежнему  выглядело непроницаемым. – Я уже собиралась уходить.

И я вдруг подумал, что, может быть, действительно было бы лучше, чтобы она ушла. Чтобы все еще не начавшись, на этом и закончилось.

– Вы же хотели, чтобы я ушла? – она вызывающе смотрела на меня. И я ответил на ее вызов.

– Да, возможно… Может быть и хотел.

– Именно потому я и осталась.

– Вы любите поступать наперекор чужим желаниям?

– Скорее – наперекор своим.

Я решил срочно прервать порядком надоевший за наше знакомство этот перманентный поединок. И спросил о Котике. Но Майя не ответила на мой вопрос. И сказала совсем другое.

– О Котике? Потом расскажу. А теперь я бы попросила вас проводить меня в церковь.

Я изумился. И молча уставился на нее. Я ни как не мог ожидать, что на мою долю выпадет участь за одно утро уже второго человека провожать в храм Божий. Меньше всего я походил на духовного наставника. И при этой мысли улыбнулся.

– Сегодня какой-то особенный день?

– А что, только по особенным дням ходят в церковь? – она довольно резко отреагировала на мою ехидную улыбочку.

– Нет, что вы. И провожу вас с удовольствием… Вы чего-то боитесь?

Мой неожиданный вопрос застал ее врасплох. Мне показалось, что я попал в точку.

– Почему я должна бояться? Просто я впервые иду на исповедь. И мне хочется, чтобы кто-то был рядом.

Я решил не провоцировать ее вопросом, почему этим кто-то должен быть я. Я уже боялся, что она действительно может уйти.

Майя привела меня к белому кафедральному собору, золотые купола которого вонзались в серое небо.

– Почему именно в этом божьем храме вы хотите отворить дверцы своей грешной души? – я старался соответствовать обстановке. Но Майя обиделась.

– Оставьте вашу иронию.

– Да нет, что вы! Я вовсе не иронизирую. Просто сужу по себе. Я бы предпочел маленькую старенькую церквушку на окраине города. Мне кажется, именно в таком месте было бы проще покаяться.

– Я не задумывалась над местом. Просто мой муж всячески поддерживает эту церковь, а раньше помогал ее строительству. Ну и к тому же здешний батюшка является его духовником, – Майя говорила торопливо, словно стыдилась своих слов и пыталась поскорее от них избавиться.

– У вас хороший муж. Он найдет способ договориться и с самим господом Богом. И это безусловно веский аргумент, чтобы посещать именно эту церковь. Щедрые взносы вашего мужа непременно и вам зачтутся. И непременно разные темные делишки будут прощены, – меня опять внезапно понесло. – Кстати, сколько у вас на счету темных делишек?

Майя с ненавистью оглядела меня с ног до головы.

– Идите вы, – процедила она сквозь зубы и почти бегом направилась к церкви.

А я еще некоторое время созерцал недоступный блеск храма, прикидывая, стоит ли мне, грешнику, переступать его порог. В глубине души к таким вещам я относился крайне серьезно. Но мои сомнения мгновенно разрешились, едва я заметил своего давнего знакомого Редиску, моего бывшего однокурсничка по медицинскому, шестерку, стукача и негодяя, ныне главврача кардиологии, по вине которого когда-то умерла Галка. Он небрежно хлопнул дверцей серебряной «Вольво» и демонстративно покрутил ключами на указательном пальце.

На всякий случай я отошел в сторону и остановился на углу, хотя был уверен, что Редиска меня не узнает. Впрочем он и не собирался глазеть по сторонам. Он еще раз проверил дверцу машины на прочность, чтобы кто-нибудь из прихожан ее не угнал и тут же принял скорбный и отрешенный вид. Он даже нахмурил лоб для придания ситуации особой серьезности и, как подобает, перекрестившись три раза у входа и поклонившись до самой земли, двинулся по лестнице медленной походкой. Но какую бы философско-трагичную мину он не старался нарисовать на своем лице, я мгновенно сообразил, что парень вчера вдоволь повеселился. Это нетрудно было заметить по его мятой, покрытой красными пятнами физиономии, отекшим векам и мутно-блестящим глазкам. Судя по тому, что он явился к заутренней, значит, наверное, вообще не ложился спать.