Солдаты последней войны - [42]
– Думаю, они его убьют, – сказал мальчик.
– Безусловно. Так поступают и теперь. Чтобы не было сравнений. Но окончательной победы убожеств, уверен, никогда не произойдет. И возвести грязь и мерзость в ранг искусства не получится. Ну, разве на время. Слишком уж сильна историческая и генетическая память. За эти тысячелетия уже четко проведена граница между талантливым и бездарным, между добром и злом. И размыть ее не удастся. Из человечества не вытравить память о Микеланджело, Гогене и Шишкине. И как бы «Черный квадрат» ни называли вершиной творчества, он останется всего лишь черным четырехугольником, хотя, я согласен – культовым черным четырехугольником определенного времени. Но не более. Потому что до него человечество уже создало и Мадонну и Христа в пустыне.
– Сейчас остановка дыхания, да?
– Да. Чтобы все понять, оценить, сравнить, расставить по своим местам и наконец найти верную дорогу. Знаешь… Такое ощущение, что все мы сейчас где-то далеко, в пути. Но знаем, что там, за горизонтом, наш дом. И мы хотим поскорее в него вернуться. Поскорее… Домой… Уж очень соскучились. Ведь на этом пути нам пришлось очень несладко. Нас обманывали и грабили, ставили на колени и унижали. У нас на глазах умирали товарищи, корчась от боли. Нам стреляли в спину и взрывали по ночам. Против нас не раз объявляли войну. Нас окружили монстрами и проститутками. Нас бросали лицом в грязь и прикалывали к нашей арестантской одежде иностранные ярлыки… И все делалось под американскую музыку и русскую речь полицаев. И мы ужасно истосковались. По чистому небу. Чистому дому. Чистой постели. По любимым песням, красивым лицам, благородным героям. Нам очень захотелось вернуться домой. Именно вернуться. Потому что мы навсегда не могли покинуть наш дом…
– И как вы собираетесь вернуться, если не секрет? – услышал я позади себя низкий, хрипловатый голос.
И вздрогнул от неожиданности. И резко обернулся. На пороге стояла Майя. Я так увлекся своим монологом, что произносил его скорее не для мальчика, а для самого себя. Утешая и убеждая себя так горячо, что не слышал как она вошла.
– Так как вы собираетесь это сделать? – холодная и высокомерная улыбка. Она сверлила меня своими зелеными глазами. – Или вы рассчитываете, что кто-то вам подарит билет в спальный вагон? Усадит не поезд, обеспеченный охраной, и привезет к родному очагу? И там вас встретят с распростертыми объятиями и цветами? Конечно, если будет кому встречать…
– А вы ведь меня понимаете, Майя, – я не прятал взгляд и в упор смотрел на нее.
– Вы не ответили. Или вы избегаете прямых вопросов?
– Может быть, – согласился я. – Особенно когда не знаю, как ответить. Но вы меня поняли. Хотя уж очень сомневаюсь, что согласились. Ведь вам вовсе не обязательно возвращаться домой. Вы и в пути-то не были. Просто с легкостью поменяли родной очаг на другой, пусть чужой, зато гораздо удобней и богаче.
– Вы с легкостью отвечаете за других. Впрочем, прекратим эти бессмысленные метафоры, – она взглянула на часы. – Кстати, ваше время уже истекло. И хочу заметить, я весьма недовольна вашими занятиями. Вместо музыки я слышу литературные измышления.
– Вы совершенно правы, Майя. И поэтому сегодня я собираюсь взять расчет. Может, потому я с таким пафосом и провел последнее занятие. И не собираюсь за него брать денег.
На секунду мне показалось, что Майя испугалась. Но что растерялась – наверняка.
– Но… Но почему вы так легко отказываетесь от работы? – она уже взяла себя в руки. И тон ее голоса стал еще более язвительным. – Или у вас появился шанс вернуться в теплый уютный дом?
– Не будем об этом, – я резко прервал ее. Мне вдруг стало противно, что она подслушала мой монолог. Словно без спроса влезла в самые сокровенные мысли.
– Вам Котик все объяснит. У вас прекрасный сын. И, может быть, он вас научит любить не только свой настоящий дом… А просто любить. Хоть кого-то.
– Уходите, – процедила сквозь зубы Майя. – Вон…
Я нарочито галантно поклонился. И все же решил последнее слово оставить за собой.
– Ах, извините, госпожа. Ведь вы уже любите. Правда позволю заметить, ваша собака Сталлоне – единственная из всех собак на свете любви не достойна.
Я пулей выскочил за дверь, опасаясь, что еще слово – и живым мне не уйти. Сталлоне так зло метался и так свирепо лаял, что мне стало не по себе. Вот-вот сорвется с цепи. Либо его спустит на меня сама Майя.
Уже за поселком я сбавил шаг и перевел дух. Дождь прекратился. Но по-прежнему угрожающе низко свисали тяжелые тучи. В природе царствовала некая тревога.
Мне, если честно, было жаль расставаться с этим местом, к которому я успел привыкнуть за пару месяцев. И особенно с Котиком, которого уже считал своим другом. Я шел вдоль дороги, ежась от холода. Шишка упала с елки и больно ударила по затылку. Так мне и надо! То же еще, Сократ нашелся! Я со злостью отшвырнул ногой шишку в лужу. Она смачно плюхнулась в грязную воду, забрызгав мой и без того видавший виды костюм… Все было против меня. На душе было досадно и тоскливо. Я чувствовал, что простился не так. И даже с Котиком не смог расстаться по-человечески… Еще одна мерзкая шишка больно стукнула меня по башке. Я со злостью посмотрел наверх, рассчитывая засечь там какую-нибудь противную белку. Но вверху на дереве никого не было. Лишь обернувшись, я заметил Котика. Он целился в меня очередным елочным «снарядом».
Каждый человек хоть раз в жизни да пожелал забыть ЭТО. Неприятный эпизод, обиду, плохого человека, неблаговидный поступок и многое-многое другое. Чтобы в сухом остатке оказалось так, как у героя знаменитой кинокомедии: «тут – помню, а тут – не помню»… Вот и роман Елены Сазанович «Всё хоккей!», журнальный вариант которого увидел свет в недавнем номере литературного альманаха «Подвиг», посвящён не только хоккею. Вернее, не столько хоккею, сколько некоторым особенностям миропонимания, стимулирующим желания/способности забывать всё неприятное.Именно так и живёт главный герой (и антигерой одновременно) Талик – удачливый и даже талантливый хоккеист, имеющий всё и живущий как бог.
Впервые напечатана в 1997 г . в литературном журнале «Брызги шампанского». Вышла в авторском сборнике: «Улица вечерних услад», серия «Очарованная душа», издательство «ЭКСМО-Пресс», 1998, Москва.
«…– Жаль, что все так трагично, столько напрасных жертв на той войне. Все так нелепо, – сказал дворник. – Хотя что с нашего человека возьмешь. Ни разума, ни терпения. А ведь все наша темнота, забитость. А все – наше невежество. Все бы бунт сотворить, «бессмысленный и беспощадный». Все нам кровушки подавай… Плохо мы людей знаем, ох, плохо. Да, с денег все начинается. Ими все и заканчивается. На всей земле так. И наша родина – не исключение.– У нас с вами, господин Колян, разные родины. Наша пишется с большой буквы, – Петька пристально посмотрел на дворника, и тот поежился под жестким взглядом…».
Впервые опубликованав авторском сборнике «Улица Вечерних услад», 1998 г ., «ЭКСМО Пресс».
Повесть впервые напечатана в 1994 г. в литературном журнале «Юность», №5. Вышла в авторском сборнике: «Улица Вечерних услад», серия «Очарованная душа», издательство «ЭКСМО-Пресс», 1998, Москва.
Название в некотором смысле говорит само за себя. Мистика и реальность. «Мастер» и «Маргарита». И между ними – любовь. А за ними – необъяснимые силы, жаждущие погубить эту любовь… «В жизни своих героев Елена Сазанович соединяет несоединимое: слезы и радость, любовь и ненависть, грех и святость, ангела и черта, а дымка загадочности придает ее повестям терпкий, горьковатый привкус. Разгадывать эти загадки жизни поистине увлекательно», – написала как-то Виктория Токарева в предисловии к сборнику прозы Елены Сазанович.Впервые опубликован в 1997 г.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.