Солдаты порядка - [83]

— А что тут говорить? Писать надо. Я чистосердечно признаюсь в этих кражах. Пусть суд учтет это при определении мне меры наказания.

Коган без утайки, с подробным перечислением различных деталей рассказал, как он якобы в одиночку совершал квартирные кражи, сообщил, какие вещи похитил. Куда он их сбыл? Продал неизвестным лицам. Коган не сказал лишь о том, что белые английские сапоги он подарил своей подруге.

Потехин и Баварский догадывались, что Коган ловчит. Спросить его напрямую или немного обождать? Потехин прикинул, что у него достаточно неопровержимых улик, чтобы заставить Когана заговорить.

— А что вы нам расскажете о кражах из церквей?

— Это вы о чем? — Коган недоуменно поднял брови. — Неужели воруют и оттуда? Кому может взбрести в голову такая шальная мысль? Что там взять-то?

Молчавший до этого времени Баварский придвинул к себе видеомагнитофон и спросил:

— И собаку не убивал, и сторожа не связывал?

— За собаку уже статья появилась? Дополнение к сто второй? Если есть, то не убивал.

— Ну, пошутили, и хватит, — Потехин нажал клавишу видеомагнитофона, подключенного к телевизору.

На экране засветились кадры выхода Каргополова и Евтюшина на место происшествия, зазвучали их голоса, сопровождаемые внешними шумами, гудками автомобилей, шорохом листьев под ногами, свистом ветра в обнажающихся ветвях деревьев.

Некоторое время Коган, не шелохнувшись, следил за происходящим на экране и даже пытался комментировать технические возможности видеозаписи. Внезапно он помрачнел и коротко бросил:

— Выключите ящик… Неинтересно. Они там были, с них и опрашивайте, а я ничего не знаю. Не моя стихия.

— Они называют вас, — сказал Потехин.

— Ну и что? И я могу назвать вас. А чем доказывать?

Баварский выключил видеомагнитофон и как бы с сожалением произнес:

— Н-да, хорошая техника. Жаль вот только, что не все прошлые события она может воспроизвести. Скажем, твои операции с утюгом и носом Евтюшина.

— К сожалению, я не довел их до конца. Им бы не пришлось тогда выступать в этом КВН.

— Так, значит, в краже из церквей вы не участвовали. — Потехин поднялся из-за стола, убрал в портфель протокол допроса. — На сегодня закончим. Событий около метро «Сокольники» коснемся в другой раз.

Потехин протянул руку к кнопке вызова конвоира.

— Каких событий около метро? — встрепенулся Коган. На его лице отразилась неподдельная тревога. Он понял, что следователю известно гораздо больше, чем можно было предположить.

— Вы о них хорошо осведомлены как их участник, ну а мы — по долгу службы, — сказал Баварский.

Коган с опаской покосился на видеомагнитофон, словно там была зафиксирована вся его жизнь и дальнейшая судьба, и произнес:

— Какой-то несерьезный разговор у нас получается. Вы, очевидно, полагаете, что лишь следователи умеют писать, а ведь я тоже грамотный. Может, вы мне оставите бумагу? Я на досуге кое-что вспомню.

— Мы и не сомневаемся в вашей грамотности. — Потехин протянул Когану стопку белой бумаги. — Когда вас побеспокоить?

— Я сам пришлю, — сказал Коган. — Явку с повинной.

Когда за ним затворилась дверь кабинета следователя, Баварский, довольный ходом событий, сказал:

— Коган, вероятно, думает, что тот парень, которого он ударил ножом около метро «Сокольники», скончался, а ведь этот человек жив и поправляется.

— Я о том же подумал, — отозвался Потехин, — но мы пока не станем его разубеждать.

На следующий день Коган, истомленный бессонной ночью, в течение которой он исписал несколько листов убористым почерком, явился к администрации следственного изолятора с повинной, в которой обстоятельно изложил все, что натворил совместно с Хлыстовым, Евтюшиным, Киселевым и Каргополовым.

Теперь оставался недопрошенным один Хлыстов. Как он поведет себя?

Небольшой, тихий городок Славута в Хмельницкой области встретил Баварского и одного из авторов этих строк мелким холодным дождем.

Обыск у матери Хлыстова решили произвести утром. Она жила в центре городка в четырехэтажном доме. Когда Баварский и следователь представились ей, она всплеснула руками, заплакала, повторяя:

— Это не очень серьезно? Скажите, ничего страшного?

Обыск ничего существенного не дал: ни икон, никаких других вещей после квартирных краж Хлыстов к матери не привозил. Однако во время обыска удалось обнаружить письмо, в котором Хлыстов предупреждал мать о том, как она должна отвечать на вопрос работников милиции, где он находился 26 июля 1971 года — именно тогда была совершена одна из краж икон и других предметов культа.

«Ты, мама, не волнуйся, — писал он. — Тут на меня наговаривают всякую ерунду. Если тебя спросят, скажи, что 26 июля я приезжал домой».

На допросе Хлыстов манерничал, тщательно подбирал слова, отвечал на вопросы снисходительно.

Когда следователь предложил ему рассказать о совершенных преступлениях, Хлыстов заявил:

— Если мне память не изменяет, закон предоставляет право обвиняемому не давать никаких показаний. Так вот разрешите мне воспользоваться этим правом.

Хлыстов выпрямился на стуле, скрестил руки на груди и принялся смотреть в окно.

— Что ж, память вам не изменяет, — в тон ему сказал Потехин, — однако мне все-таки хотелось бы услышать от вас, где вы находились 26 июля 1971 года.