Солдаты милосердия - [47]
С трудом отыскали малообъезженную дорогу, которая вела к железнодорожному разъезду, где стоял эвакогоспиталь.
Сдав раненых, повернули назад.
Гитлеровского солдата на дороге не оказалось. Наверное, специальные части подобрали. Ну и пусть! Без него гадко на душе. Он первый испортил настроение. Потом эта свалка трупов. И долго не могла успокоиться от пережитого у оврага.
Вернулась и направилась к палатке, что стояла во дворе. Там дежурила Валя Бабынина. Давно ее не видела. Захотелось с ней поговорить.
Вышла она, как всегда, веселая и жизнерадостная. И, как всегда, в белоснежном разглаженном халатике и такой же косыночке, из-под которой выглядывали темно-каштановые локоны.
— Ой, Валечка, какая ты нарядная! Хотела поведать тебе о новых приключениях, от которых скребет на душе, а как увидела тебя, сияющую, так сразу настроение изменилось.
— А я тебя сейчас огорчу. Шура Гладких заболела. Ее с высокой температурой в терапевтический госпиталь отправили. А потом демобилизуют, сказали.
— Что-то серьезное?
— Пока подозрение на туберкулез легких.
— Вот как! Что значит не жалеть себя. Она же часто простуженная и с повышенной температурой не отходила от операционного стола. Жаль, что перед отъездом даже не увиделись и не попрощались.
Подошел замполит и «обрадовал».
— Снова готовься в дорогу. Полетишь на самолете до Ярославля. Будешь сопровождать тяжелораненого генерала.
— Есть готовиться в дорогу! — ответила я.
— Везет тебе на путешествия, да еще с приключениями, — посочувствовала Валя.
— Ну ладно, Валюша, потом все расскажу. Пока!
Позади более семи месяцев жизни и работы на территории Польши.
Тяжело доставались освободителям пройденные с боями километры. Но теперь можно было поздравить и эту страну с освобождением от оккупантов, потому что мы уже переступали порог земли немецкой.
Невольно вспоминались наши первые шаги на военной службе. Потом длинные пути-дороги, начиная от станции Чернянка Курской области, до западных границ Родины и через всю Польшу. Сколько же пройдено, что пережито и переделано нами за это время!
Ох, как далеко ушли мы от дома!
НА ЗЕМЛЕ ГЕРМАНИИ
По пути следования на заборах и стенах домов аршинными буквами, а на машинах и танках, естественно, мельче, было написано:
«На Берлин!», «Дорога домой — только через Берлин!»
Бои шли уже на территории Германии. Замирало сердце от предчувствия близкой победы, а бойцам это придавало силы, порождало новые героические подвиги, создавало условия для подготовки к штурму Берлина.
Все понимали, что победа еще не так близка, как бы хотелось. На подступах к фашистскому логову предстояли тяжелые бои.
Впереди видим столбы черного дыма, то и дело поднимающиеся ввысь. Землю сотрясают взрывы бомб…
Подъезжаем к городу, охваченному сплошными пожарищами. Узнаем, что это работа союзной английской авиации. Горел немецкий город Ратибор. Это горела поверженная фашистская Германия.
Горы кирпичей забаррикадировали улицы, и по ним ни пройти, ни проехать. На месте бывших многоэтажных домов — развалины.
Колонны машин, танки, вся военная техника с шумом и грохотом несутся по одной расчищенной магистрали. Вперед! Скорее вперед!
А наш автобус свернул в более спокойный переулок, если не считать горящих вокруг зданий.
Остановились у четырехэтажного дома, как ни странно, с уцелевшими стенами, только, как обычно, без окон и без дверей.
Выпрыгиваем из машин, спешим осмотреть помещение, где предстоит работать. Во дворе, на повороте к подъезду, спотыкаемся об обгоревший труп вражеского танкиста. От неожиданности отскакиваем.
— Не бойтесь. Он уже неопасен, — говорит Клава Еговцева.
В нескольких метрах стоит его танк, тоже обгоревший.
— Девчата, подождите, — остановил нас замполит. — В здание входить нельзя, пока не осмотрено дополнительно. Может оказаться заминированным.
Здание под госпиталь было облюбовано заранее и предварительно осмотрено. Но нужна полная гарантия безопасности. Бдительно ли охраняли его часовые, оставленные здесь на сутки?
Мы вернулись к автобусу. Сидели до тех пор, пока не пришли из соседней части саперы и не «прослушали» все закоулки дома и двора. И наконец сказали, что все в порядке.
Входим и видим знакомое медицинское оборудование. Стоят развернутые стерильные столы, лежат готовые гипсовые бинты… На месте вся медицинская техника. Все оставлено так, словно хозяева только что вышли, сейчас вернутся и приступят к работе.
Помещение занимал немецкий госпиталь. Раненых вывезли перед вступлением в город частей Советской Армии. Наверное, думали, что мы с ними расправимся, как поступали фашисты с нашими ранеными.
Вокруг тревожно. Командование принимает меры к усилению караульной службы. Выделяет ночной патруль. Вводит строгий режим и распорядок для личного состава.
Днем и ночью в окружающих кварталах, в соседних с нами домах появляются все новые пожарища. Кто-то, не успевший покинуть город, поджигал в разрушенных домах мебель, вещи — все, что могло гореть.
Только что трепыхались на ветру вырвавшиеся из разбитых окон разноцветные шторы, и вот они уже горят.
«Что же вы делаете? — хотелось спросить у поджигателей. — Зачем уничтожаете то, что можно сохранить? Или беспокоитесь: не увезем ли ваше добро в Россию? Это гитлеровцы устраивали грабежи на нашей земле, а советские солдаты не грабят. Наоборот, рискуя жизнью, спасают принадлежащие вам ценности, помогают вам продовольствием, оказывают медицинскую помощь. Нам ничего чужого не надо. Хотим только, чтобы поскорей настал конец всем бедам».
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.