Солдаты милосердия - [13]
— Займи место наркотизатора, — говорит мне капитан Окс, смазывая йодом операционное поле на бедре больного.
Чуть успели закончить операцию — удалить огромный осколок снаряда, застрявший в мышце бедра, — как занесли бойца с проникающим ранением в грудную клетку. Человек в критическом состоянии. Задыхается. Воздух со свистом проходит через рану в легком. Это сложная операция. Чтобы добраться до легкого, прежде нужно скусить ребро, а может, и два.
Время идет. Больной устал. Хирург плотно закрывает рану стерильной марлевой салфеткой и просит подышать:
— Отдохни, голубчик…
И снова работает. Уже на легком. Вместе с больным задыхаются все, кто здесь присутствует…
Наконец все облегченно вздохнули, закончилась операция.
Прошла неделя напряженного труда. Нагрузка оказалась слишком большой для неопытного и немногочисленного коллектива госпиталя. Весь личный состав по двое-трое суток не покидал своих постов. Кто не выдерживал, уходил всего на два-три часа, чтобы чуть передохнуть, и снова возвращался на рабочее место. Это была настоящая боевая страда для молодого коллектива.
После жесточайших боев на Курской дуге вражеские войска на большом участке фронта были оттеснены. Поступление раненых резко сократилось.
Неожиданно в наше расположение прибыл коллектив другого госпиталя. Это был госпиталь второй линии, который должен принять находящихся здесь раненых, продолжить оказание им помощи, подлечить послеоперационных, затем эвакуировать в тыл.
А нам срочно предстоит свернуть свое хозяйство и двигаться вперед.
Машин мало. Всего две. И потому, пока они перевозят имущество на новое место работы, медперсонал пойдет на помощь коллективу ХППГ-5149, который теперь был впереди нас и тоже трудился с большой перегрузкой.
Врачи и сестры, перекинув за спину вещевые мешки, отправились в путь пешком. С утра день был ясным, но через несколько километров пути небо нахмурилось. Пошел мелкий затяжной дождь. К вечеру дороги были размыты и размешаны в жидкую кашу военным транспортом, идущим туда и обратно.
Одежда на нас давно промокла. Ботинки наполнились грязной жижей, и в них хлюпало. Проходящие машины то и дело обдавали нас с головы до ног грязью. Все были серьезны и задумчивы, потому что в дороге быстро устали. Пришлось сбавить ход. Когда стемнело, вообще невозможно стало идти. Мы то и дело сбивались с тропы и проваливались в грязь по колено, не зная, куда свернуть от машин, идущих без света прямо на нас.
Первый поход оказался не из приятных. Шли и сочувствовали бойцам-пехотинцам, кто постоянно, в любую погоду, находился в окопах или переходах, кому нужно пройти не только самим по грязи, по болотам и другим малопроходимым местам, но и пронести оружие и боеприпасы. Вот где требовался солдату запас терпения и выносливости.
С приближением к линии фронта усиливался артиллерийский гул, разгоралось зарево. Небо становилось кроваво-красным от пожарищ и постоянных вспышек зарниц. Мне казалось, что подошли совсем близко к переднему краю, а тянуло все ближе. За несколько дней уже свыклись с постоянным раскатистым громом войны, и страх притупился. Сейчас, наоборот, хотелось заглянуть туда, где производился этот грохот, посмотреть — что же там происходит?
Прибыли в небольшое село, освобожденное несколько дней назад, где и развернулся ХППГ-5149.
Госпиталь был переполнен ранеными. Сбросив промокшие гимнастерки, чуть отмывшись от грязи и наскоро перекусив, мы приступили к работе.
В операционной, развернутой в полуразрушенном здании школы, группа медиков словно не замечала того, что происходило за стенами дома. Здесь перевязки и операции шли на восьми столах. На одном из них, готовясь к пятиминутному сну, «раз-два-три…» считает раненый, На другом, просыпаясь, но еще находясь под действием наркоза, больной почему-то плачет и бранится, а на третьем — поет песни…
То тут, то там стучат о маленькие эмалированные лоточки только что удаленные из ран осколки и пули. Очнувшись от наркоза, раненые забирают их на память. Некоторые из фронтовиков с первых дней войны уже не раз побывали в госпиталях и теперь хвастаются коллекцией таких «сувениров».
В предоперационной одновременно перевязываются десятки людей с более легкими ранениями, кто может самостоятельно передвигаться и сидеть.
Медсестры снимают бинты и повязки, а врачи, осматривая раны, определяют, не застряли ли где осколок или пуля, которые надо удалять, и дают распоряжения: смазать края раны йодом и наложить дезинфицирующую повязку, — или направляют на операционный стол.
Для ясности нужно сказать, что в полевых условиях никакие раны — ни малые, ни большие и даже культи после ампутации конечностей — не зашивались. Все ранения считались загрязненными и после ушивания давали бы больше осложнений. Порой вместе с пулей или осколком глубоко в мышцы проникали большие клочья ваты от телогрейки или стеганых брюк, значит, рана не могла остаться чистой.
Первое время жутковато было снимать бинты, пропитанные кровью, и повязки со свежей зияющей раны, иногда очень обширной. Старалась все делать осторожно, чтобы не причинить боль, которая словно передавалась и мне и чувствовалась где-то в глубине души. Мучительно жаль было каждого человека. Понимая мои щадящие действия, сами пострадавшие подбадривают:
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.