Солдаты и пахари - [38]

Иван Иванович волновался. На глазах стояли слезы.

— Мы ведь этого не ждали, Макарушка.

…Хрустел под ногами снег. Бежали со всего села люди, провожали Макара. А он нес к запряженной волисполкомовскими конями крытой бурлатовской кошеве пятилетнего Степушку. Тихон вел за руку Поленьку. Слез не было. Было лишь ощущение какого-то нескончаемого отчаяния. Но впоследствии и оно стало притупляться. В военном городке, под крышей штабного домика, вздернувшего набекрень белую шапку, начиналась новая жизнь.

Макар шел на это, с волнением готовил себя к этому. Дети, будто сговорившись, стали называть его «папой». Поленька пошла в школу. Заботы о Степушке взял на себя Тихон. Мальчишка рос, как на дрожжах.

Тихон водил Степушку на батальонный пищеблок, к повару Устинычу, и они съедали по две порции второго, получая обидные выговоры от хозяйственной Поленьки:

— Аппетит у вас, дядя Тихон, и у тебя, Степушка, как у Борзи. Калачика вам на раз не хватает!

— Не ругайся, дочка, — спокойно говорил Тихон. — Еда для солдата — первейшее дело. Путь к солдатскому сердцу идет как раз через желудок!

— А на продскладе потом высчитывают!

— Ну и пусть! Ты не сердись. Ты нам «бог помощь» говори со Степушкой, что мы кушаем хорошо, — убеждал девочку Тихон. — У нас сейчас лошадям и то овес без выгребу!

Красноармейцы любили маленького Степушку. В час отдыха звали к себе:

— Спляши!

— А где гармошка?

— Нету.

— Без гармошки не могу.

Выручал, как всегда, Тихон. Он выносил из дому свою старую саратовку, заводил песню, и Степушка (у кого только научился!) начинал выделывать такие кренделя, что окружавшие ложились со смеху.

— Ты чей такой? — спрашивали.

— Я? Тарасов. Командира своего, Тарасова Макара Федоровича, не знаешь, что ли?

— Как не знать? Знаю. Комбат наш вроде бы не плясун. Ты в кого пошел экой?

— Я ни в кого не пошел. Сам вытворяю.

Степушка делил свои дни на три доли. Утро и первая половина дня почти всегда принадлежали Тихону Пролазе. Тут было полное братство, взаимодоверие и самостоятельность. Тихон дозволял все, и вся его немудрящая педагогика умещалась в довольно несложной фразе: «Хороший человек получается тогда, когда он с малых лет живет сам по себе: сам пашет, сам пляшет, сам кашу расхлебывает. Мы тебя, Степушка, таким и взростим».

Когда Тихон уезжал в часть, на смену заступала вернувшаяся из школы Поленька. Это было строгое время. Но Степушка, несмотря на запреты и заслоны, а иногда и довольно увесистые шлепки, переносил его легко и даже с радостью, потому что Поленька, прибрав в доме, читала сказки, и улетал мальчуган вместе с героями сказок в неведомые края, за моря-за океаны, в тридевятое царство, в тридесятое государство.

Поздно вечером приезжал отец. Начинались беседы о видах оружия и о красной коннице, о быстрокрылых самолетах и о рыбалке, о смельчаках-охотниках, уходивших в тайгу за соболями, вступавших в единоборство с медведями и даже тиграми.

Иногда отец приезжал верхом, усаживал Степушку в гладкое и мягкое седло, давал поводья. Умный командирский конь степенно вышагивал по двору из конца в конец, а у маленького всадника отрастали крылья. Он летел во главе эскадрона с боевой саблей на врага. У-р-р-р-р-а-а-а!

И спали они на одной кровати с железными пружинами. Свернувшись калачиком под теплым боком отца, Степушка принимался обычно рассказывать сказки, освещая события по-современному и не веря совершенно ни в какие чудеса. Иванушка-дурачок, по его разумению, мог запросто позвонить по телефону Змею Горынычу и предупредить его, что оторвет ему последнюю голову, а Серого Волка герои Степушкиных сказок пугали обычно выстрелами из трехлинейки образца тысяча восемьсот девяносто третьего дробь тридцатого годов.

Если сказка кончалась быстро, Степушка обнимал отца теплыми ручонками, терся носом о колючий отцовский подбородок, гладил волосы.

— Ты давай спи, папа! — полушепотом советовал отцу. — Учти, подъем в полшестого!

— Учту! — ухмылялся Макар. — И ты тоже закрывай глаза: сначала левый, потом правый.

…В те первые годы строительства Красной Армии по решению верховного командования было переформировано некоторое число дальневосточных стрелковых дивизий в воздушно-десантные бригады. Их укомплектовали лучшими бойцами.

Батальон, которым командовал Макар, одним из первых вышел на учебное десантирование. Готовились к этому важнейшему событию тщательно. Не на один ряд были проверены знания матчасти, каждый отлично владел укладкой, каждый совершил более двадцати тренировочных прыжков с вышки, аэростатов и самолетов. Но беда не обошла Макара. Погиб во время прыжков ротный командир Женя Богданов. Расследование показало: главный парашют не сработал из-за небольшого обрезка разрывной стропы, накинутой на края купола во время укладки, запасной, перехлестнутый стропами главного, тоже пошел «колбасой». Женя укладывал парашют лично сам, и подписи в контрольном талоне — парашютном паспорте — тоже поставил собственные. Вся рота его выполнила задание на «отлично». Женя разбился.

Были похороны с печальным оркестром, троекратный салют на могиле. Макар впервые получил в те дни от командования выговор, необходимый штабу корпуса как показатель того, что на событие (ЧП) среагировали.