Солдаты без оружия - [109]

На лицах Альфреда Розенберга и Йозефа Геббельса отразилось неудовольствие в связи с пламенной речью генерала, ибо они считали себя потомственными интеллигентами, хотя и были причастны к гибели миллионов жертв немецкого фашизма.

Гитлер, взгляд которого то и дело скользил по лицам подчиненных, злобно, истерически вдруг воскликнул:

— Еще раз повторяю: убивать, уничтожать всех, кто не сдается, кто сопротивляется, кто не склоняет головы перед рейхом!

Скривив в усмешке тонкие губы, Гиммлер бросил ироничный взгляд на Розенберга и Геббельса, которые, прощаясь с фюрером, вскинули вверх руки, прокричав: «Хайль Гитлер!»…

Признание генерала Гальдера фюреру не было новостью: об этом давно знали все — от простого солдата вермахта до военачальника высшего ранга: советские умирали, но не сдавались, если, конечно, среди них не попадались предатели и трусы, сдававшиеся в плен при первой опасности.

А в Берлине в это время в обстановке строгой секретности под непосредственным руководством рейхсминистра оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга формировался Туркестанский легион. С распростертыми объятиями в него принимали предателей, дезертиров, которые главной своей задачей считали возрождение Туркестана пантюркистов и панисламистов[11] при помощи и под эгидой фашистской Германии. Организационный период был позади, он совпал с наступлением армий Гитлера на Москву. Однако после того как русскими был развеян миф о непобедимости фашистской Германии, после разгрома отборных немецких войск под Москвой, воинственный пыл руководителей легиона несколько охладился. Не зря, говоря фюреру о легионерах, Гиммлер назвал их в создавшейся к весне сорок второго года ситуации бесполезными нахлебниками. Однако шеф гестапо, обладавший натурой хитрой и коварной, ничего не делал просто так, и это заявление было своего рода расчетом: теперь он задумал из числа членов Туркестанского легиона создать диверсионно-шпионские группы и отряды для засылки их в тыл — на Урал и в Среднюю Азию, чтобы с их помощью сеять панику среди мирного населения, нарушать жизнедеятельность советского тыла, а если удастся, создавать благоприятную ситуацию, то есть поднимать среди недовольных бунт.

На другой день после совещания по распоряжению фюрера Гиммлер прибыл в министерство оккупированных восточных территорий рейха к Альфреду Розенбергу, чуть позже сюда приехал и Геббельс.

Огромный кабинет министра был расположен на втором этаже старинного особняка, и, хотя еще не стемнело, громадные окна кабинета плотно закрывали черные шторы. При ярком свете люстры лица собравшихся отдавали желтизной, особенно Гиммлера, который не отличался здоровым цветом кожи и всегда выглядел малокровным и болезненным.

Они собрались в тот день для того, чтобы обсудить задачи и сферу деятельности Туркестанского легиона. Сразу перейдя к делу, Гиммлер, вопреки тому, что организационный комитет легиона находился с самого начала в подчинении ведомства Розенберга, предложил, чтобы в дальнейшем он действовал под контролем и руководством Главного управления имперской безопасности.

Предложение шефа гестапо больно ударило по самолюбию Розенберга. Он нервно затянулся сигаретой и, выпуская дым, не мог не съязвить:

— Однако, Генрих, не лучше ли будет, если вы уж целиком с руками-ногами заберете их себе?

Геббельс задержал взгляд на сердитом лице Розенберга и то ли советовал подчиниться, то ли попытался пояснить только что высказанную Гиммлером мысль.

— Но ведь, как мне кажется, Альфред, Генрих имеет в виду лишь одну сторону деятельности легионеров — пропагандистскую…

— Совершенно верно, — подтвердил Гиммлер, — я именно это имел в виду. Что касается идейного перевоспитания — это целиком ваша сфера деятельности, Альфред.

Розенберг отлично знал, что почти все члены Туркестанского легиона, особенно его руководящий состав, уже прошли сквозь гестаповское сито, поэтому вполне вероятно, что после этой процедуры многие из них стали осведомителями Гиммлера. Считая дальнейшие пререкания и споры с ним бесполезными, он нажал кнопку вызова. В кабинет тотчас вошел помощник в военной форме.

— Явились члены комитета Туркестанского легиона?

— Да! Они здесь! — ответил помощник.

— Пусть войдут! — приказал Розенберг, вставая и засовывая руки в карманы мундира, и застыл неподвижно в таком положении за рабочим столом в ожидании.

Первым в кабинет вошел худощавый широкоплечий мужчина лет пятидесяти, Мустафа Чукаев. Следом за ним моложавый на вид, черноглазый кудрявый здоровяк Вали Каюмов. С трудом передвигаясь, на пороге кабинета возник горбатый старик, усталый и худой, с поседевшими усами, в турецкой шапочке, Алимджан Идриси. Потом еще двое: Заки Валидов, неопределенного возраста, лицо и редкие волосы которого при ярком электрическом освещении казались бесцветными, и Гияз Исхаков, самый низкорослый среди вошедших, кругленький, с бегающими прищуренными маленькими глазами на крупном лице.

Розенберг представил каждого.

— Мустафа Чукаев. Председатель комитета, один из первых руководителей буржуазно-националистической организации Туркестана, президент пантюркистского правительства «Независимый Коканд».