Солдатский подвиг - [24]

Опираясь на локти, цепляясь за ветки, пополз я… После уже ничего не помню.

Помню только — когда открыл глаза, увидел над собой совсем близко лицо Андрея…

Ну вот, так мы и выбрались через тот овраг из лесу…

Он остановился, передохнул и медленно обвёл глазами весь зал.

— Вот, товарищи, кому я жизнью своей обязан, кто нашу часть вызволить из беды помог. Понятно, стоять бы ему тут, у этого стола. Да вот не вышло… И есть у меня ещё одна просьба к вам… Почтим, товарищи, память дружка моего безвестного — героя безымённого… Вот даже и как звать его спросить не успел…

И в большом зале тихо поднялись лётчики, танкисты, моряки, генералы, гвардейцы — люди славных боёв, герои жестоких битв, — поднялись, чтобы почтить память маленького, никому не ведомого, героя, имени которого никто не знал.

Молча стояли люди в зале, и каждый по-своему видел перед собой кудлатого мальчонку, веснушчатого и голопятого, с синей замурзанной тряпочкой на босой ноге…

Евгений Воробьев ЗЕЛЁНЫЕ РАКЕТЫ

Рис. Ю. Молоканова

Туман навалился на лес сырой тяжестью, и деревья стояли лишённые отчётливых линий, как за матовым стеклом.

Прибылов шёл, внимательно всматриваясь в туман, высоко поднимая ноги, чтобы не шуршать опавшим листом.

Туман этот был одновременно его сообщником и неприятелем: он укрывал от чужих глаз, но он же едва не предал Прибылова, оказавшегося вдруг у самых немецких блиндажей на опушке. Прибылов попятился, обошёл блиндажи стороной и углубился в лес.

Шёл он быстро, но часто останавливался, прислушивался: в лесу стояла всё та же тишина, её нарушал только шелест листопада.

Лесные прогалины заросли высокой, по-осеннему ломкой травой. Она стояла в обильной росе, так что колени у Прибылова стали совсем мокрые. Хорошо бы сейчас накинуть плащ-палатку, но, мокрая, она будет шуршать о траву, кусты, сучья; поэтому-то он ушёл в ватнике.

Прибылов подумал о плащ-палатке и вспомнил все события вчерашнего дня.

Он сидел в землянке и правил бритву, когда его вызвали к командиру. Побриться так и не пришлось. Вдвоём с командиром роты, молчаливым более обычного, они прошли в генеральский блиндаж.

Приёма у генерала ждали два полковника, но адъютант сразу доложил о приходе разведчиков.

Когда генерал здоровался с Прибыловым, он слегка задержал его руку в своей тяжёлой, жёсткой руке и внимательно вгляделся в его лицо.

— Совсем молодой, — сказал генерал не то с удивлением, не то желая похвалить.

Прибылову понравилось, что генерал подробно рассказал о боевой обстановке, многое ему доверяет. И от одного этого Прибылов пришёл в хорошее настроение. Ему понравилось также, что генерал-лейтенант разговаривал с ним, лейтенантом, как с равным, уверенный в его опыте и сообразительности — будто за картой сидели два командарма, — и не прерывал разговора колючими вопросами: «Понятно?»

Речь шла об успехе наступления на этом участке фронта. Враг, опасаясь прорыва, стянул сотни орудий. Свирепая распутица остановила подвоз боеприпасов, и оба большака потеряли своё значение. В распоряжении немцев оставалась железнодорожная ветка, ведущая от рокадной магистрали к станции Хвойная.

Завтра ночью партизаны подорвут мост. Прибылову следует позаботиться об эшелонах, которые успеют пройти по мосту до трёх часов ночи.

Нужно пробраться через линию фронта, пройти лесом до железной дороги, проникнуть на станцию.

Немцы боятся наших штурмовиков, а потому подают и разгружают эшелоны ночью. Нужно дождаться на станции эшелона и пустить две ракеты.

Две зелёные ракеты — вот всё, что от него, лейтенанта Прибылова Бориса Петровича, требуется. Сигналы перехватят артиллеристы-наблюдатели, со вчерашней ночи живущие в лесу южнее Хвойной. Данные для стрельбы готовы, а каких-нибудь девять километров — не помеха для дальнобойных батарей. Артиллеристы накроют эшелон раньше, чем немцы успеют его разгрузить.

Когда вопросы иссякли и всё стало ясно, генерал положил Прибылову руки на плечи и сказал, глядя ему прямо в глаза:

— Вы сами понимаете, на что идёте. Но я вам приказываю… — генерал повысил голос, как бы подчеркнув это слово, — приказываю вернуться живым!

На прощанье генерал спросил:

— Холостой?

— Семейный, — ответил Прибылов и смутился.

Он понял, что не этот ответ хотелось услышать от него генералу.

Ночью Прибылова должны были переправить через линию фронта. Сперва казалось, что не хватит времени на все дела, но сборы прошли быстро, и наступили часы вынужденного безделья. Время тянулось бесконечно: и не спится, и есть не охота.

Прибылов вызубрил маршрут наизусть. Вглядится в карту, закроет её рукой и срисовывает на память. Его особенно интересовали дороги: не потому, что он собирался по ним ходить, но потому, что вынужден был их избегать.

Разведчики ни о чём не расспрашивали, но понимали, что Прибылов отправляется на рисковое дело: беседовал с генералом, шоколада три плитки выдали на дорогу…

Ночью Волобуев, Гаркуша и разведчик Шуйский, по прозвищу «Боярин», проводили Прибылова через линию фронта.

Он простился с товарищами в темноте, не видя их лиц. Гаркуша сказал что-то с деланной весёлостью, чего Прибылов даже не запомнил. Шуйский, по обыкновению, промолчал. А Волобуев сказал значительно и строго: