Солдат трех армий - [91]

Я тотчас же погнал связного к батарее шестиствольных минометов с просьбой поддержать нас огнем. Командир батареи передал, что дивизия отведена на новый рубеж и что он расстрелял свои последние боеприпасы. Он приказал уничтожить минометы и отходить и расположение дивизии. Мы снова были предоставлены сами себе.

Однако наше сопротивление и внезапный залп шестиствольных минометов, видимо, создали у противника ложное впечатление, будто он здесь имеет дело с сильными подразделениями. Прежде чем снова атаковать наш холм, русские подвергли артиллерийскому обстрелу нас и ближайший тыл, но наша дивизия уже закрепилась на новых позициях. Через полчаса появилось снова два советских танка. Один, осторожно отстреливаясь, обогнул холм. Я приказал противотанковому орудию развернуться и уничтожить танк. Другой двигался прямо на наши позиции. Пулеметов было совершенно недостаточно, чтобы с ним справиться, однако никак нельзя было допустить, чтобы он продолжал свое движение: он бы раздавил нас в мелких окопчиках.

Я укрылся вместе с доктором в окопе. Мы видели, как танк приближается, метр за метром. Он то и дело обстреливал наш холм осколочными снарядами. Мотор заревел, танк рванулся вперед и снова остановился у окопа.

Затем все произошло чрезвычайно быстро. Я схватил две магнитные мины и выбежал навстречу танку. Пробежав вперед, вскочил на танк, спустив предохранитель, приладил мину и удрал. Красноармейцы меня заметили и, чтобы прикрыть свой танк, обстреляли из пулеметов. Танк прошел несколько метров, и тут мина взорвалась. Танк загорелся. Выскочивший из танка экипаж не мог избежать плена. Водитель был ранен, остальные члены экипажа под дулами наших пулеметов и автоматов оказались в безвыходном положении. Я приказал доставить их в расположение дивизии.

В тот период лишь трусостью объясняли бегство отдельных солдат или массовую панику. Я считаю такую упрощенную оценку абсолютно неверной. Равным образом я считаю неуместным, когда, говоря об эпизодах, подобных только что описанному, все объясняют храбростью. По окончании боя редко кто мог точно объяснить, почему он поступил так, а не иначе.

Стимулом могло быть озлобление, вызванное непрестанными ударами противника, частично сказывалось чувство самосохранения, часто свое действие оказывала хорошая порция алкоголя. Нам было приказано идти на смерть, и мы бились ради самих себя, ради того, чтобы выжить. Только при глубокой неосведомленности можно было это безумие прославлять как геройство[44].

Советский танк медленно догорал, а мы снова оказались под сильным обстрелом артиллерии и минометов; потом последовали еще две попытки взять штурмом нашу высоту. Противотанковое орудие уже вывело из строя танк, который пытался нас обойти. Осколочные снаряды ложились на русской стороне. Бой за высоту и за дорогу длился почти шесть часов, но постепенно положение становилось более чем критическим.

Один солдат был убит, пятеро было ранено; боеприпасов могло хватить в лучшем случае на то, чтобы отбить еще две атаки. Мы должны были считаться с тем, что противник разгадал наш замысел. Поэтому я решил очистить холм и отойти к основным силам дивизий. Мы положили наших раненых на самоходку и, пригнувшись, медленно выбрались из щелей. Наш пулеметчик вел беспорядочный огонь с целью замаскировать отступление. Потом и он примкнул к нам. Мы добрались до опушки леса позади холма, спустились в овраг и двинулись на запад.

Уже стало темно, когда мы, добравшись до первого сторожевого охранения нашей дивизии, прошли через новый передний край обороны и оборудованные в спешке импровизированные позиции, которые теперь «безусловно» надлежало удержать, и не без труда разыскали новый командный пункт дивизии, разместившийся в крестьянской избе. Я доложил генералу о происшедшем. Он быстро протянул мне руку и повернулся к одному из находившихся в избе командиров полка. Но тут начальник оперативного отдела, молодой подполковник, взял меня в оборот. Я объяснил ему по карте весь ход событий прошедшего дня. Генерал, подойдя к столу, слушал мои доклад. Когда я кончил, начальник оперативного отдела спросил:

— Когда вы получили приказ дивизии?

Я ничего не знал о приказе. Но начальник оперативного отдела резким тоном начал меня допрашивать:

— Вы что прикидываетесь? Вы должны были к полудню отойти к дивизии. Когда вы получили приказ?

Наконец до меня дошло, что ко мне был послан связной, который до меня не добрался.

— Вы должны были получить приказ, – снова заявил начальник оперативного отдела.

— Сожалею, господин подполковник, но за весь день я не получил никаких известий от дивизии. Я послал в тыл связного с пленными танкистами, но мне не прислали никакого ответа, не говоря уже о приказе.

Начальник оперативного отдела вдруг изменил тактику и спросил:

— Если вы не получили никакого приказа, то почему же вы в таком случае отошли?

— По собственному решению, господин подполковник. Мы выполнили нашу задачу, у нас большие потери и осталось мало боеприпасов. Дальнейшее удержание позиции было бессмысленным и стоило бы лишних жертв. В лучшем случае мы попали бы в плен.