Солдат трех армий - [146]

— Ты прав, это было бы преступлением!

Полный воодушевления, он не расслышал интонации моей заключительной реплики.

Я уже не раз видел такие планы и схемы, какие мне только что были показаны: обыкновенные карты с обозначением уже занятых или запланированных мест расположения сухопутных, воздушных и военно-морских сил и территориальных войск; специальные карты, на которых обозначены лагеря, учебные плацы и авиационные базы, находящиеся в нашем распоряжении внутри страны и за рубежом, вплоть до полигона Бандырма в турецкой глуши, где наши эскадрильи истребителей упражнялись в обстреле целей ракетами; специальные карты с обозначением американской сети радаров, радиолокационной системы дальнего обнаружения наших, военно-воздушных сил, месторасположения штабов и гарнизонов союзников с разъяснениями относительно структуры командования НАТО; кроме того, имелись схемы дислокации всех боеспособных вооруженных сил НАТО, карты, на которых был начертан ход состоявшихся или запланированных маневров, в целом или в отдельности направленных против Востока; не последнее место занимали карты целей с пометками относительно разведанных военных объектов «государств Восточного блока».

Все эти материалы я рассматривал со своеобразным смешанным чувством. С одной стороны, как офицер, я был восхищен такой всеобъемлющей работой генеральных штабов, а с другой — меня охватывал ужас при мысли о возможных последствиях этих подготовительных мероприятий.

Ускоренный курс обучения стрельбе из минометов, в котором я участвовал в 1931 году, происходил на основе планирования, представлявшего нарушение всех соглашений, заключенных Германией. Мобилизационный график, в соответствии с которым я в 1939 году укомплектовал три транспортные колонны, был разработан в совершенной тайне. Я тогда был восхищен подготовкой, проведенной в канцеляриях.

В мае 1940 года мы вступили на территорию Франции, используя карты, уже давно лежавшие в готовом виде, на которых были обозначены во всех подробностях необходимые военные данные. Пакет, который я в 1941 году получил в качестве командира роты, содержал лишь ничтожную выдержку из огромного плана военного нападения, который подготовлялся столь изощренно и замаскированно, что в Советском Союзе о близости войны но думал ни один человек.

Тогда над этими планами работало несчетное множество офицеров генерального штаба — и в рейхсвере и в вермахте. Работали совершенно так же, как теперь мой знакомый офицер.

Я уже давно не был столь наивен, каким казался, судя по моим вопросам. Но, задавая их, я походил на человека, который щиплет себя, чтобы убедиться, что это явь, а не страшный сон. Так я снова получил доказательства того, что за кулисами действуют мощные силы, их цель — втихомолку уготовить новые бедствия нашему народу. Слушая все это, я ощущал неприятный озноб и испытывал непреодолимое желание выйти на свежий воздух.

Я простился со своим знакомым и зашел в другой отдел министерства, чтобы зарегистрировать заявку моей авиационной группы на «прощальные подарки» для увольняемых военнослужащих. По указанию генерала Каммхубера был издан сборник избранных произведений немецких писателей; его вручали каждому увольняемому в запас солдату вместе с отпечатанным и подклеенным к первым страницам посвящением главнокомандующего ВВС и пожеланием доброго пути. Офицер, которому была поручена эта операция, вручил мне книгу со словами:

— Вам эта книга, несомненно, доставит большое удовольствие.

Очень хорошее оформление книги, безусловно, могло доставить удовольствие, а также избранные произведения немецких поэтов, которых всегда приятно читать. Однако по понятным соображениям были представлены и Фридрих II, и Бисмарк, а выдержки из писаний Эрнста Юнгера придали книге пошлый характер дешевой милитаристской хрестоматии.

Перелистывая сборник, я наткнулся, например, на некоторые места из книги «Стальная гроза»; когда-то, в школьные годы, она вызывала мой восторг, в ротных библиотеках рейхсвера она обязательно имелась и — особенно после 1933 года — издавалась огромными тиражами.

Я прочел: «Обуреваемые разнообразными чувствами, порожденными жаждой крови, яростью и вином, мы шли в ногу, тяжело ступая, по неудержимо двигаясь к вражеским позициям… Чудовищная страсть к уничтожению, царившая на поле битвы, опьяняла наш мозг».

Или следующие строки: «Охваченный непреодолимым желанием выстрелить, я вырвал винтовку из рук унтер-офицера, глазевшего на это зрелище. Моей первой жертвой был англичанин, в которого я угодил на расстоянии ста пятидесяти метров, хотя рядом с ним шли два немца. Сложившись пополам, словно карманный ножик, он рухнул наземь».

Уже собираясь захлопнуть книгу и спрятать ее в портфель, я заметил следующее место: «Воину, идущему в атаку, застилает глаза кровавый туман, и он не в состоянии управлять своими чувствами. Он не намерен брать пленных; он жаждет убивать. Перед его глазами уже нет намеченной цели, он во власти могучих первобытных инстинктов. И только когда прольется кровь, туман рассеивается в его мозгу; воин озирается, словно пробудившись от тяжелого сна».