Солдат трех армий - [14]

Сами того не сознавая, мы тоже подпали под влияние легенды о «ноже в спину»[7]. Хоть нам и свойственна была юношеская любознательность и мы всегда обо всем расспрашивали и настойчиво добивались ответа, если какое-то утверждение не внушало нам доверия, нам ни разу не пришло на ум выяснить, почему же его превосходительство и его присные вопреки их громогласным заявлениям о своем военном превосходстве проиграли войну.

На вечерах в нашем клубе чаще всего пели и рассказывали. Мы слушали затаив дыхание, когда речь заходила о бойцах добровольческих корпусов, которые штурмовали Аннанберг в Верхней Силезии и участвовали в походе на большевиков под Ригой и Киевом. Точно так же, как дома, за ужином, или в школе, на уроке истории, мы и здесь толковали о Версальском договоре, о потерянных колониях и об отнятых территориях, о необходимом для немцев «жизненном пространстве» и о будущем.

Мы пели такие ландскнехтовские и солдатские песни, как «Далеко под Седаном», «Полночный лес в Аргоннах», «Голубые драгуны» или «Гарцует длинной вереницей на конях гордый полк» с заключительной строкой: «… мы кайзерова конница».

Конечно, у нас были и свои «шмутки»: короткие штаны из коричневой кожи и зеленые рубашки; у нас был свой отличительный знак — звезда с черно-бело-красным кружком в центре ее.

В один прекрасный день монархически настроенный Германский национальный союз молодежи переименовали в Великогерманский союз молодежи. От этого упреждающего события культа великодержавности до позднейшего присоединения к гитлеровской молодежной организации «Гитлерюгенд» оставался только шаг.

Неподалеку от нас в большой вилле жил генерал-директор Флик, глава крупнейшего концерна. Господину Флику спалось спокойнее, когда в саду его караулил человек с пистолетом и двумя натасканными овчарками. Собак звали Люкс и Хорст. Человека звали Карл Эрнст. До этого он много лет служил в кавалерии.

У папаши Эрнста было два сына. Старший, по имени Карл, как и отец, стал потом группенфюрером штурмовых отрядов в Берлине, а младший, Густав, был членом Великогерманского союза молодежи и одним из моих приятелей. Я часто у него бывал, и, когда нам дозволялось войти в комнату его брата, вид ее оставлял незабываемое впечатление. В этой комнате на шкафу лежал стальной шлем с большой свастикой. На стенах висели сабли, штыки и старые пистолеты, а кроме того, черный вымпел с черепом и уйма фотографий разных военных. Здесь я впервые услышал подробные рассказы об Адольфе Гитлере, Германе Геринге и Эрнсте Реме, о марше на Фельдгерреналлее в Мюнхене, о побоищах в залах пивной «Хофброй» и о грядущей «революции». Всеми штурмовыми отрядами Германии командовал капитан в отставке Рем, и, по мнению Карла Эрнста, он должен был стать наряду с Гитлером одним из восходящих деятелей нового правительства.

Все это казалось необыкновенно таинственным и мужественным и было проникнуто фронтовым духом.

Карл Эрнст бойко рассказывал, а мы разинув рот слушали, чувствуя свое ничтожество, когда он говорил:

— То, чем вы занимаетесь в Великогерманском союзе молодежи, очень мило, но это детская игра. Это так же беззубо, как и то, что делали старые филистеры в «Стальном шлеме» или в «Союзе Кифхойзера». Разве это похоже на фронтовиков? У вас нет никакого размаха.

Мы уже усвоили, что нас окружает не только походная романтика. Мы участвовали вместе с молодежными отрядами солдатских союзов в учениях на местности. При этом происходили довольно частые стычки с членами Коммунистического союза молодежи и Социалистической рабочей молодежи. Тогда же я снова встретил своих друзей, сыновей сапожника. Мы не задумываясь пожали друг другу руки, за что и устроил мне взбучку мой группенфюрер.

А сыновьям сапожника он крикнул:

— Убирайтесь в Веддинг[8] или в Кепеник, ваше место там, а здесь, в Груневальде, не смейте шляться с красной тряпкой!

Ребята в ответ засмеялись и крикнули:

— У тебя, как видно, не все дома, мы же здесь живем!

Мой группенфюрер не преминул дать сдачи:

— Тогда катитесь отсюда, да поживей, вы, московиты!

Граждане этого государства

В школе я сидел на одной скамье с евреем. Звали его Вильгельм Дейч. Во время первой мировой войны отец Вильгельма получил Железный крест за отвагу, проявленную перед лицом врага. Мы дружили с Вильгельмом. Он помогал мне зубрить латинские вокабулы, а я подсказывал ему, когда он путал имена бесчисленных полководцев. И как нас ни рассаживали, мы снова оказывались на одной скамье. Кроме того, мы вместе играли в хоккей за «БСФ-92», а его сестренку я учил кататься на коньках. Мать Вильгельма работала в немецком Красном Кресте.

Вильгельм Дейч был не единственный еврей в нашей школе, но так называемый еврейский вопрос у нас тогда еще не существовал, хотя, приглашая старшеклассников вступать в студенческие союзы, наши бывшие соученики обходили евреев с ледяной вежливостью. Правда, педагоги почти не пытались противостоять антисемитской травле, которая на улицах принимала все более разнузданный характер. На стенах домов погромщики расклеивали плакаты с надписью: «Евреи — наше несчастье», выводили на заборах белыми буквами: «Во всем виноваты евреи», скандировали хором: "Издохни, еврей!"