Солдат - [73]

— Почти?

— Именно так, почти. Вот это меня и семью мою, от гибели и спасло. До конца я никому не верил. Моя дружина, две сотни воинов, всегда неподалеку находились, и об этом, я даже своим родным детям не говорил. И вот, когда начался бой, мои бойцы подоспели вовремя, и большая часть моих родичей уцелела. От пленных узнали, что на нас напал Кара, и заказ на устранение наших лидеров, он получил от южан. После этого, меня убрали из Совета Старейшин, все же я за него ручался. Однако и к смерти не приговорили, предателя обнаружили тоже благодаря мне. За Кару и его отряд объявили награду, самую большую, какая только была возможна, и многие лихие джигиты начали на него охоту. Дальше, ты все знаешь, разгром наемников, Туапсе, бегство Ильского с казной, поимка Кары и ваш побег в Трабзон. Вот так, многие считают меня мудрым, но и я могу быть доверчив как самый последний простак, пригрел змею на груди, и сам же, за это и поплатился.

Раздался звук автомобильного клаксона, старик встал и сказал:

— Пора. Удачи тебе, Саша. Прощай!

— До свидания, уважаемый алим, — я тоже встал и проводил его до выхода.

Через пятнадцать минут две автомашины с горцами, едущими на войну, покинули наш базовый лагерь, а я, через некоторое время, обдумав услышанную от Гойгова историю, продолжил свою работу. Сиди или нет, а к вечеру, надо сдать комбату хотя бы пару интересных файлов.

Глава 21 Кубанская Конфедерация. Поселок Пашковский. 29.08.2059

Сегодня, в качестве поощрения за ударный труд по сборке и упаковке нашего имущества, Черепанов разрешил устроить в группе кинопоказ, и мы смотрели фильм «Живые и Мертвые». Кинолента была старая, пережившая не только страну, в которой она снималась, но и чуму, и Хаос, и того человека, который ее на свою флэшку заливал. Фильм, конечно, отличнейший, про Великую Войну и про настоящих людей, трудом и кровью, отстоявших свою страну. Про воинов, не жалевших свои жизни за Родину.

Слов нет, и впечатлений от кинокартины имелась масса. Было на что посмотреть, и было о чем подумать. По экрану монитора промелькнули последние кадры. Солдаты шли по заснеженной степи, прозвучали слова: «Впереди была вся война», и фильм закончился. Да, та война окончилась более ста лет назад, а наша, только начиналась. Кто-то зажег свет, я отключил ноут, и упаковал его в чемоданчик.

Парни, обсуждая просмотр, сели пить чай с бутерами, а я вышел из палатки и пошел прогуляться по лагерю, который уже завтра наш батальон должен был покинуть. Мы оставляли черноморское побережье Конфедерации на попечение Третьей гвардейской бригады и территориалов МВД, которые займут наш лагерь, а батальон должен был отправиться в Краснодар, и влиться в состав формируемого возле столицы, Кавказского Экспедиционного Корпуса. Это займет неделю, может быть, чуть больше, а после этого, нас ожидала дорога в горы.

Я бродил по кирпичным дорожкам между палатками, подсаживался к костеркам, возле которых сидели ребята из других групп, вел разговоры ни о чем, и размышлял о последних деньках, проведенных здесь.

Все началось три дня назад, когда нашу базу навестил сам комбриг, генерал-майор Игнатьев, худой и чрезвычайно нескладно выглядевший в мундире человек, с постоянным хроническим насморком. С какой целью приехал комбриг, можно было только гадать, и чего ожидать от его посещения, было неясно. У нас в батальоне его не любили, ну не боевой он офицер, а пост командира бригады получил исключительно потому, что очень хорошо умел считать денежку и планировать каждый свой шаг. Кроме того, Игнатьев был в постоянном конфликте с Еременко, а это очень сильно сказывалось на всем нашем подразделении в целом.

Впрочем, нам, я говорю про большинство солдат и офицеров батальона, было все равно, что приехал самый натуральный генерал-майор, и благоговения перед его высоким чином, в батальоне не было. У нас ценилось другое, дела человека и конкретные его поступки, это да, что было, то было, и поэтому комбрига встретили без всякой помпы. Приехал, да и бог с тобой, проходи гостем будешь, как надоест, поезжай к себе домой, не задерживаем и остаться не просим.

Игнатьев пробыл у нас в расположении ровно одни сутки, вынес тридцать пять взысканий, разжаловал в рядовые трех сержантов, и влепил по десять суток «губы» двум командирам групп. На прощание, в полдень, он приказал построить весь личный состав батальона на плацу, взобрался на трибуну и произнес зажигательную речь:

— Гвардейцы! Ваш батальон гордость нашей бригады, и в то же самое время ее позор. Вы выполняете самые трудные боевые задачи, всегда находитесь на самых опасных участках, но совсем забыли о таком понятии как дисциплина. Где подшитые подворотнички? Почему мне, вашему комбригу, не отдается воинское приветствие? Расхлябанность пустила корни в вашем подразделении, и это, вне всякого сомнения, порочная практика, которая до добра не доведет. Однако заниматься вашим перевоспитанием, времени нет. Наше государство находится в состоянии войны, и куда ни посмотри, повсюду на нашу любимую Конфедерацию нацелены вражеские штыки.

На этих словах, стоящий рядом Глаз, легонько толкнул меня в бок, и прошептал: