Солдат - [35]

Помню, как-то ночью в оливковой роще на Сицилии я и начальник штаба Беделл Смит пели переговоры с итальянскими военными представителями. Чувствовалось, что они боятся немцев и не смогут или не захотят выполнить те обязательства, которые сейчас берут на себя.

Несмотря на все мои пылкие возражения, разработка планов десанта продолжалась. Я чувствовал себя несчастнейшим человеком. Мне оставалось либо молча согласиться с тактическим планом, который я считал в корне неверным и осуществление которого, на мой взгляд, привело бы к разгрому 82-й дивизии, либо изложить свою точку зрения высшим инстанциям, видимо, уверенным в том, что выброска оправдает себя.

Я разыскал своего старого друга Беделл а Смита и попросил о неофициальной встрече со мной. И вот мы вдвоем сидим под оливковым деревом, и я изливаю Бсдсллу свою душу. Смит был чрезвычайно внимателен, спокоен и серьезен. Он выслушал меня и, наконец, сказал:

— Ладно, Мэт, если ты так думаешь, го единственное, что можно сделать, — это добиться аудиенции у генерала Александера и все рассказать ему. Если хочешь, я устрою тебе эту аудиенцию.

Разумеется, я хотел, и Смит выполнил мою просьбу. Со всей серьезностью и искренностью я произнес небольшую речь перед фельдмаршалом Александером, который был тогда верховным главнокомандующим вооруженными силами союзников на Средиземном море.

Меня поразило отношение Александера к моей оценке гибельного плана выброски воздушного десанта в районе Рима — оценке, как я был искрение убежден, совершенно беспристрастной. Александер держался очень бесцеремонно и едва выслушал меня. Я прекрасно помню сто последние слова: «Не думайте больше об этом, Риджуэй. Контакт с вашей дивизией будет установлен через три, самое большее — через пять дней».

Обескураженный, вернулся я к себе, мучительно продолжая размышлять все о том же. Вызвав командующего артиллерией своей дивизии Макса Тэйлора, я поделился с ним своими сомнениями. Я сказал ему, что считаю необходимым тайно направить в Рим ответственного офицера для встречи с маршалом Бадольо. Наш офицер должен выяснить у самого маршала, хотят ли и могут ли итальянцы оказать нам ту помощь, которую они обещали. Макс согласился, и мы отправили этот план Беделлу Смиту, а он передал его Александеру. Наше предложегше было отвергнуто. Слишком опасно, слишком рискованно — так оценил его Александер.

Я не считал неразумным рискнуть жизнью одного или двух офицеров, учитывая, что Александер собирался рисковать целой дивизией.

Поскольку верховное командование настаивало на проведении операции, 82-й дивизии оставалось только готовиться к ней. И вот началась интенсивная подготовка, тем более что времени оставалось все меньше и меньше. Несмотря на все свои неудачи, я не мог отказаться от дальнейших попыток что-либо пр-едпринять. Промучившись целые сутки, я снова приехал к Беделлу к спросил, нельзя ли все-таки пересмотреть план операции. Тэйлор согласился со мной и мужественно вызвался добровольно отправиться с опасной миссией в Италию. Бедслл опять пошел к Александеру и, вероятно, весьма энергично отстаивал мое мнение. В результате верховный главнокомандующий согласился направить в Рим Тэйлора и одного авиационного офицера — полковника Гарднера. Они появились там под видом пленных летчиков и тайно встретились с Бадальо. Из сведений, которые получил Тэйлор, ему стало ясно, что операция не увенчается успехом, и он по радио уведомил об этом верховное командование, передав заранее согласованное слово «безвредный».

Известие об отсрочке, а затем об окончательной отмене операции дошло до нас как раз вовремя. Все приготовления уже были закончены. Оставалось только совершить перелет, выброску и вступить в бой. Когда пришло известие об отмене операции, я играл в карты с моим начальником штаба Доком Итоном, стараясь но думать о том, что через несколько минут я вместе со своими солдатами полечу туда, где, как я был уверен, большинство из нас будет убито или захвачено в плен. Отмена операции принесла мне глубокое облегчение.

Итак, мы были очень близки к осуществлению этой операции. В свете истории, я думаю, интересно будет добавить следующее. Нас заверяли, что наземные войска пробьются к нам через пять дней. В действительности же они достигли Рима только через семь месяцев. Когда наступит мое время предстать перед всевышним, я больше буду гордиться не своими боевыми успехами, а тем, что, рискуя карьерой, решился выступить против плана этой операции и отстаивать свое мнение перед высшими инстанциями. Были и другие планы, против осуществления которых я возражал по аналогичным соображениям, но данная операция оказалась бы одной из крупнейших. Я искренне верю, что благодаря моей твердой позиции нам удалось спасти от верной гибели несколько тысяч смелых людей.

Мне кажется, что самые трудные решения — это не те, которые принимаются в разгар боя. Гораздо больше — смелости требуется для того, чтобы выступить против безрассудного плана, почти неизбежно ведущего к поражению и вызывающего ненужные потери человеческих жизней. В конце концов, самый ценный актив любой страны — ее молодежь. Поэтому невозможно оправдать боевого командира, который идет па бесполезные жертвы. Во всяком бою неизбежные потери должны соответствовать тем целям, которые командир собирается достигнуть. Если ожидаемые результаты не оправдывают предполагаемых потерь, то, на мой взгляд, боя не следует и начинать.