Солдат - [13]

болотах Луизианы. Я наблюдал за ними на учениях среди холмов Северной Каролины и в пыльной каменистой пустыне Африки. Бок о бок с ними сражался я на Сицилии и в Италии и вместе с этими стойкими солдатами выбросился с самолета над Нормандией. Они выполняли все, что я им приказывал, и даже больше. Я испытывал к ним глубокую привязанность, любовь и уважение, какие обычно чувствует солдат к своим товарищам по оружию, разделяющим с ним все тяготы, войны.

ГЛАВА 2 ПРОЩАНИЕ С 82-й ДИВИЗИЕЙ

Наблюдая за церемониальным маршем 82-й дивизии, я испытывал смешанное Чувство гордости, грусти и сожаления, так как уже знал то, о чем еще не было известно никому в дивизии, — это было прощание. Никогда уже больше это славное соединение не пойдет в бой под моим непосредственным командованием. Вернее, оно будет сражаться под моим командованием и, конечно, так же доблестно, как и прежде, но уже как одно из ряда других замечательных английских и американских дивизий. Не без сожаления я поднимался вверх по служебной лестнице, получив третью звезду на погоны и командование корпусом.

Вернувшись в Англию после вывода 82-й дивизии из Нормандии, я тотчас же явился засвидетельствовать почтение своему давнишнему другу генералу Уолтеру Беделлу Смиту — начальнику штаба при Эйзенхауэре. Смит сказал мне, что успехи воздушно-десантных дивизий на Сицилии, в Италии и Нормандии произвели прекрасное впечатление на верховное командование. Чтобы полностью использовать в предстоящих боях боевую мощь этих дивизий, создавалась воздушно-десантная армия, во главе которой был поставлен генерал-лейтенант Льюис Бреретон. Меня назначили командиром одного из соединений этой армии—18-го воздушно-десантного корпуса, конечно, при условии моего согласия.

Получить повышение от командира дивизии до командира корпуса, разумеется, большая честь, и я не помышлял об отказе. Однако сердце у меня сжималось при мысли, что приходится расставаться с 82-й дивизией. Это чувство ни на минуту не покидало меня в течение нескольких недель, пока я продолжал готовить дивизию к предстоящим боям, прежде чем передать ее в руки генерала Гейвина — отважного солдата и превосходного командира, не раз проявившего свои замечательные боевые качества.

Кому из кадровых офицеров не хотелось бы стать командиром корпуса! Корпус как боевая единица еще не получил всеобщего признания в командных кругах. Об армии и дивизии все хорошо знают, а о корпусе широкая публика имеет смутное представление. Командир корпуса руководит боевыми действиями тактического характера. На командира дивизии возлагается серьезнейшая ответственность за материально-техническое обеспечение тыла. Командующий армией занимается в основном вопросами тыла и управления занятой территорией. Только командир корпуса ведает почти исключительно вопросами тактики, отвечая за большой участок фронта и организуя там боевые действия. Он должен обладать необычайной гибкостью мышления, так как сегодня ему приходится вести в бой шесть дивизий, а завтра всею одну. Ведь корпус — соединение временное, и его состав определяется — верховным командованием. Командир корпуса и физически должен быть чрезвычайно выносливым, так как его участок фронта может протянуться на 100 и более километров по фронту и на 80—100 километров вглубь. Ему ежедневно приходится покрывать эти расстояния в самолете или на автомашине, изыскивая к тому же наиболее трудные участки, чтобы лично и всеми имеющимися в его распоряжении средствами помогать своим дивизионным, командирам.

Когда 27 августа 1944 года я принял командование 18-м корпусом, в мое распоряжение поступили три славные воздушно-десантные дивизии: 82-я, бывшая моя, переданная под командование генерала Гейвина, 101-я дивизия генерала Максуэлла Тэйлора, потрепанная, но стяжавшая славу во врейн боев в Нормандии, и 17-я, недавно прибывшая из Штатов, под командованием пионера парашютных войск генерала Бада Майли. Принимая командование корпусом, я невольно подумал, что это новое боевое соединение, рассчитанное на ведение войны нового типа, представляло собою лишь небольшую частицу громадных сил, введенных нами в бой, но было намного больше всех кадровых сухопутных войск США, которыми располагала страна в прежние годы моей военной службы.

В дни моей ранней юности это была маленькая, компактная армия. В марте 1895 года, когда я появился на свет, в Форт-Монро, штат Виргиния, прошло всего около тридцати лет после окончания гражданской войны в США. Мой отец, полковник Томас Риджуэй, командовал в этом штате дивизионом полевой артиллерии, тактика и организация которого немного отличалась от тех, которым положил начало генерал Ли, создавая национальную армию США. Самым эффектным родом войск того времени была — кавалерия. Бравые усачи кавалеристы уже прославились в боях против индейских племен шайонов, апашей и сну на равнинах Запада. Поэтому мои ранние воспоминания связаны с ружьями и марширующими войсками, парадами и военными оркестрами, выстрелом сигнальной пушки, открывавшим новый день, и мелодичными печальными звуками вечерней зари, официально завершавшими его. Все это естественно вплелось в мою детскую жизнь, и, быть может, поэтому мне особенно живо запомнился один год гражданской жизни, единственный за всю мою военную карьеру, пока я не вышел в отставку в июне 1955 года.