Солдат - [107]

Основываясь на таких докладах и учитывая свои знания и ттыт 38-летней службы в армии, я принимал решения. Конечно, решения по принципиальным вопросам принимались мной только после совещания с моим непосредственным начальником министром армии Стивенсом. Его кабинет находился рядом с моим. Он часто заходил ко мне, чтобы присутствовать при докладах. Нередко и я приходил в кабинет министра проинформировать его об уже принятых или подготавливаемых к решению вопросах. По крайней мере один раз в день либо он заходил ко мне, либо я к нему, У нас не было секретов друг от друга, и мы работали в духе полного взаимопонимания. Находясь на должности начальника штаба, я чувствовал, что пользуюсь полной поддержкой министра. И я отвечал ему взаимностью.

В таких повседневных заботах и проходила деятельность канцелярии начальника штаба армии. Независимо от того, насколько тщательно распределял я свое рабочее время или насколько хорошо организовывал работу, каждый день, неизбежно приносил свои трудности (работники в Пентагоне называли их «заторами»), которые подчас целиком нарушали весь наш распорядок. Армейские гарнизоны разбросаны по всему земному шару, а наши национальные интересы охватывают весь мир. Полтора миллиона наших военнослужащих и полмиллиона гражданских лиц находятся в разных уголках земли, иявтой или иной степени отвечал за их деятельность и благополучие. Поэтому естественно, что по крайней мере один раз в течение двадцати четырех часов обычно что-нибудь да случалось, следовал срочный запрос из конгресса, от работников прессы или радио или от министра обороны Вильсона, кабинет которого находился этажом выше.

На большую часть этих запросов очень быстро давались ответы. Собрав факты, я немедленно передавал их заинтересованным лицам, поскольку я взял себе за правило — и пользовался в этом полной поддержкой Стивенса, — непрерывно информировать джентльменов из Кэпитол Хилла[42] о всех вопросах, оказывающих влияние на армию. Придерживался я и правила незамедлительно давать для прессы и радио полную информацию по всем вопросам, если она нс подрывает национальную безопасность.

Тем не менее, любой запрос, исходивший от Вильсона, приводил обычно к тому, что вся основная работа канцелярии начальника штаба останавливалась на два, а то и на четыре часа. Как раз во время утренних докладов, когда десятки вопросов требовали срочного решения, Вильсон обычно вызывал меня к себе. Нередко он требовал, чтобы меня сопровождали руководящие работники моего штаба. Зачастую нас даже не ставили в известность о том, по какому вопросу вызывает министр обороны.

Мы поспешно отправлялись наверх, где обычно встречались с нашими коллегами из других видов вооруженных сил, поскольку мистер Вильсон был любителем больших аудиторий и бессвязных обсуждений тем, ничего обшего не имевших с вопросами, ради обсуждения которых нас собирали.

И, наоборот, величайшее наслаждение доставляла работа с его способным заместителем Робертом Андерсоном. Очень умный и выдержанный, он обычно выслушивал, быстро вникал в существо дела и немедленно принимал решение. При этом Андерсон неизменно относился к своему посетителю дружески, с сочувствием и всегда был вежлив.

Продолжительные, но часто бесплодные заседания у Вильсона обычно отнимали половину рабочего дня. Когда я возвращался в свой кабинет, мой стол был завален делами. Все это заставляло меня почти каждый день уезжать домой с портфелем, набитым бумагами. И тем не менее я всегда считал, что человек, работающий ночью после долгого и утомительного дня, не достигает цели. Когда наступает время сна, он не может освободиться от тревожащих его мыслей, ворочается и беспокойно мечется половину ночи, а на следующее утро усталым и разбитым сталкивается с заботами нового дня. Именно по этой причине, за исключением особых случаев, я не разрешал себе работать по ночам. Я предпочитал вставать на рассвете и браться за дела свежим и отдохнувшим.

Мой день начинался обычно в шесть часов утра. Пенни и Мэтти еще спали, а я поднимался наверх в свой небольшой кабинет в Форт-Майере и, все еще в пижаме и халате, принимался за работу. За чашкой черного кофе, который приносил сержант Хэмптон, я спокойно обдумывал наиболее срочные дела, решить которые в служебном кабинете было невозможно из-за многочисленных перерывов. Так я работал до восьми часов. Ровно в восемь часов сержант Хэмптон приносил завтрак, который я съедал по утрам: два яйца всмятку и кусочек поджаренного хлеба с черным кофе. Пять минут на завтрак, еще десять минут на то, чтобы принять душ, побриться и одеться, пять минут на дорогу в Пентагон, и в восемь тридцать я уже сидел в служебном кабинете. Вскоре после полудня я уезжал домой на обед и в ясные дни для освежения мозгов совершал небольшую прогулку по саду. К часу дня я возвращался в Пентагон, чтобы пробыть там до шести тридцати. Разумеется, очень часто я не мог позволить себе этого перерыва в середине дня и, сидя за столом, ограничивался сандвичем. Только в редких случаях я ходил обедать в министерскую столовую в Пентагоне — там всегда продолжались деловые разговоры, не дававшие отвлечься от работы.