Солдат… не спрашивай! - [21]

Был сразу же объявлен розыск, согласно представленным документам и по приметам со слов хозяина, на вольнонаемного кучера Иоганна Лемке и крепостного крестьянина Алексашку Иванцова. Примерно через три дня стало ясно, что второй злодей уже давно полицией задержан, но к сожалению вернуть движимое имущество законному владельцу невозможно, на него уже наложило свою тяжкую руку российская императорская армия. Любезный городничий посоветовал своему новому курляндскому другу подать в Москве прощение в военное ведомство, на предмет возмещения убытков. За сданного в солдаты раба хозяину причиталось так называемая "рекрутская" квитанция, в пересчете на деньги – верных 800 рублей серебром, а при случае и больше. Желающих переложить на чужие плечи исполнение "почетного долга" в России хватало и в те времена. С учетом почти 20-ти летней службы нижних чинов в строю, в рекрутский набор цена заветной бумажки, дававшей освобождение от призыва, иной раз зашкаливала и за 2000-и рублей все тем же серебром. "Филипп Карлыч", как его прозвали в городе однако пока в Москву уезжать не спешил, квартировал сначала на постоялом дворе, а потом снял приличное чину и дворянскому положению помещение у одной местной недавно овдовевшей купчихи. Складывалось впечатление, что "немец" ждал, когда найдут коляску с остальным похищенным разбойниками вещами. Наивный дурачок, разбойников рано или поздно власти конечно словят, а вот имущество – штука тонкая и очень уж склонная к растрате и пропиванию, что злоумышленники не спустили, то за них утилизируют полицейские служители. Постепенно "пришлый" немец стал в городе своим человеком в кругу местной аристократии – чиновников и офицеров, сие дело нехитрое, если есть на руках "лишние" деньги. Достаточно было проиграть в карты всего лишь 200–300 рублей серебром и еще на столько же примерно спонсировать пьянки с цыганами и вот закономерный результат: "Душка, ты наш Карлыч…"  – всеобщее мнение. Теперь курляндского дворянина охотно принимают в каждом приличном и не очень доме. Пришлось правда пожертвовать еще и здоровьем в известной степени, столь любимая провинциальными "джентльменами" жженка – адская смесь рома и спирта, для почек человека, не пившего ранее ничего крепче крепленого пива – безусловно тяжелое испытание. Эпизодически он наведывался с визитами к окрестным сельским помещикам, народ в провинции, как известно простой и гостеприимный, особенно у кого дочки на выданье. В одной из поездок он даже прикупил однажды по случаю крошечную деревушку в пять домов, всего с тремя десятками крепостных душ впридачу. Прежний хозяин был безумно рад столь выгодной сделке, мало того, что имущество заложено, так удалось еще перед продажей почти всех молодых и крепких парней сбыть казне в рекруты. Но ничего, несмотря на явный обман и переплату, курляндец был весьма доволен приобретением, ведь теперь можно набрать из крепостных крестьян собственных дворовых, не прибегая к покупкам рабов на рынке или найму "вольных" в городе, где все слуги, что называется уже "сомнительной нравственности". На первое время новоявленный барин ограничился мальчишкой для услуг, посылок и различной мелкой работы по дому, а так же молодой девкой в качестве горничной или кухарки. Девица Марфа, правда на проверку, оказалась на редкость глупой, годной в основном только для сексуальных развлечений, к коим у Виктора Степановича неожиданно появилась неистребимая тяга. Определенно перемещение во времени благотворно сказалось на физическом состоянии нашего современника, у него даже врожденная близорукость исчезла полностью, а тут еще и словно виагры пуд употребил, просто дикое желание "иметь всех желающих" неожиданно прорезалось. Поэтому обычна картина: пока Петька гремит сковородками на кухне, пытаясь изготовить ужин, или в комнатах метет, или бегает по городу, разносит записки от хозяина, Марфуша занята в в спальне. Там девушка под чутким руководством господина: "Повернись так, да нет по-другому стань, набок дура ложись и задницей ко мне!" осваивает хитрую науку любви – Камасутру. Дело шло на редкость туго, и временами бывшему профессору-историку приходилось прибегать к банальному рукоприкладству. Не осуждайте его, не стоит… по местным меркам он просто исключительный гуманист, так изредка отпустит пинок заснувшему на пороге кухни уставшему за день Петьке и пару-тройку оплеух бестолковой наложнице – разве это наказание, когда кругом в ходу розги и батоги, и не поротого дворового просто невозможно найти? Ведь даже благородные барыни не гнушаются собственноручно избивать в кровь своих горничных и прочих "девок", так им "подлым" и надо, должны угадывать малейшее желание хозяев. "Народ разбойник, вор, русский мужик палку любит!"  – вот такое было тогда всеобщее мнение среди так называемой "элиты", ну и секли и били, случалось и убивали иногда случайно. Прошла неделя, другая, еще одна минула… временами казалось, что все шло к тому, что "наш Карлыч" осядет в уезном городе N прочно и навсегда. Поэтому, когда он внезапно засобирался в Москву, местное дворянское общество охватило глубокое уныние – как же так, ведь уже привыкли к "курляндской халяве", к карточным проигрышам и цыганкам? Как же они без такого щедрого спонсора обойдутся? Просто беда…