Соль земли - [13]

Вдруг по-вечернему притихший лес огласился трелями соловья. Соловей свистел, чечекал, рассылал дробь, щёлкал. Алексей остановился. Никогда он не слышал, чтобы так рано прилетали в Сибирь соловьи, да ещё пели в сосновом лесу.

Станислав тоже остановился. Он сдвинул поношенную военную фуражку на затылок и замер.

А соловей будто знал, что его слушают люди. Его пение то нарастало, то затихало, то снова взлетало выше деревьев, одно коленце сменялось другим, третьим, ещё более сложным и красивым, а всем им не было счета. Алексей стоял, чувствуя, что у него нет сейчас сил сдвинуться с места.

Соловей умолк, неожиданно оборвав свои трели. С полминуты Алексей ждал: не возобновятся ли эти волшебные песни? Потом он пошёл не спеша, всё ещё прислушиваясь, готовый при первом звуке соловьиного голоса опять замереть на месте. Раздался громкий лай собаки. Она кинулась на Алексея и Станислава, но узнала их и виновато завизжала.

Когда лес расступился, Алексей увидел у костра старика. «Вот он какой, основатель Мареевки!» – догадался Алексей. Старик лежал на земле, и рослое тело его подковой огибало костёр.

Алексей так увлечённо смотрел на старика, что не заметил Лисицына. А тот, заслышав приближение людей к своему стану, поднялся с земли и стоял в пяти шагах от костра в настороженной, выжидательной позе. Шапка-ушанка (он носил её и зимой и летом) была сдвинута на ухо. Жидкая продолговатая бородка всклокочена, маленькие пытливые глаза прищурены, худая и без того длинная шея вытянута.

– Я вас давно услышал, Алёша. Находка лежит не чует, а я слышу – сучки под ногами хрустят. Потом вы затихли, будто провалились куда-то, – сказал Лисицын, когда Алексей и Станислав вышли из леса и их осветило пламенем.

– Стояли, соловья слушали, дядя Миша. Рано они нынче прилетели!

– А как же, Алёша! Охотников-то надо кому-то веселить! – засмеялся Лисицын. – Чем они, к примеру, хуже других! Вон к куму Мирону Степанычу Дегову гармонисты и плясуны из нашего клуба на поля приезжают.

«А слава Дегова всё-таки задевает его», – отметил про себя Алексей, знавший о том, что Лисицын и Дегов многие годы прошли бок о бок: служили в одном полку в первую мировую войну, вместе партизанили в лесах Улуюлья, издавна гостевали друг у друга семьями.

Алексей крепко пожал руку Лисицыну и направился к Марею. Старик встал.

– Здравствуй, сын мой, здравствуй, – задерживая руку Алексея в своей руке, с лаской в голосе сказал Марей.

– А ты знаешь, Алёша, кто этот человек? – спросил Лисицын.

– Знаю, дядя Миша. Мирон Степаныч Дегов сегодня рассказал мне.

– Дегов? А где ты с ним встретился, Алёша?

– На полях – воду ищет для нового стана.

– А ты с какой стати на поля к нему попал? – предчувствуя что-то неладное, спросил Лисицын.

Алексей тяжело опустился на сосновый кряж.

– Эх, дядя Миша!..

Марей и Лисицын сели рядом. Лисицын слушал Алексея, то и дело выразительно поглядывая на старика. Взгляд больших глаз Марея был спокоен, а морщинистое лицо непроницаемо. Станислав сидел у костра, сушил мокрую портянку. Ветер обдавал его едким дымом, и он щурился, смахивая ладонью проступавшие слёзы.

– И я тебя, Алёша, не порадую. Водичка с полдня пошла вверх. Уже бушует. Слышишь? – сказал Лисицын.

Ещё вчера, выезжая из Притаежного, Алексей знал, что так может случиться, но слышать об этом было всё-таки больно. «Какой случай упустил!.. Может быть, он никогда не повторится», – с огорчением подумал Алексей.

Все сидели, прислушиваясь к шуму реки, которая катила свои воды в ста шагах от костра.

– Валами пошла. Видать, в верховьях затор прорвало, – продолжал Лисицын, определявший, что делается на реке, по признакам, известным ему одному.

Алексей встал, торопливо направился к реке, но, не дойдя до неё, вернулся назад. Тальники уже затопило. Он опустился на прежнее место и увидел Ульяну. Она стояла с ружьём на плече и внимательно смотрела на Алексея. Когда глаза учителя встретились с её глазами, она опустила голову и смущённо отступила за кедр.

– Ты что же, Уля, не здороваешься с гостями! Не часто они у нас бывают, – упрекнул её Лисицын.

Ульяна вышла из-за кедра и, преодолевая мучительную застенчивость, которая появлялась всякий раз, стоило лишь поблизости оказаться Краюхину, направилась к огню. Станислав отбросил портянку и поспешно вытер о гимнастёрку руки. Но Ульяна прошла мимо него к Алексею. Она неловко, не глядя, подала учителю руку и почти бегом кинулась в избу.

– Ах ты дикуша! – не то в похвалу, не то в порицание сказал Лисицын.

– Соловушка! – взглянув вслед Ульяне, воскликнул Марей и засмеялся. – Соловья-то, Алёша, соловья-то Уля изобразила!

Алексей взглянул на Станислава, помрачневшего оттого, что Ульяна обошла его.

– Ну ни за что бы не подумал! И где только она так научилась?

– Тятя, зовите чай пить! – приоткрыв дверь избушки, крикнула Ульяна.

– Пошли, мужики! – встал Лисицын. – Ты, Алёша, не кручинься, у нас ещё будут радостные денёчки, – обняв Алексея, проговорил он.

5

После бессонной ночи и всех переживаний Алексей спал как убитый.

Он проснулся от солнечного лучика, щекотливо скользившего по лицу. Было загадкой не то, как луч проник в маленькое оконце избушки, а то, как он нашёл себе путь на землю сквозь мохнатые ветви вековых кедров и сосен.