Сокрытые-в-тенях - [18]
Мокрая вялая трава противно облапила Динины ступни, с легкостью пропитав ледяной влагой старые и теперь уже никчемные тапки-шлепанцы. Еще толком никуда не сбежав, Дина успела промерзнуть до костей. Идти через центральный вход было глупо и даже опасно: иногда больные видели в окна бегающую по двору собаку сторожихи — помесь немецкой овчарки и безвестного «дворянина» косматой наружности, как любила говорить одна из санитарок. Кто знает, вдруг сторожиха выпускает пса и по ночам.
За главным корпусом клиники темнела хозяйственная пристройка, а кто-то из пациентов говорил при Дине, что за этой пристройкой кирпичный забор местами порушен, а колючая проволока раздвинута вездесущими мальчишками из соседних кварталов. Так это или нет, Диане увидеть не удавалось, поскольку забор полностью прятался за крышей домика и деревьями. Зато с высоты третьего этажа открывалась панорама на склады, гаражи и — уже совсем далекий — частный сектор с хибарами-развалюхами. Совершенно ясно, что бежать надо туда, а там уж как повезет.
Беспрестанно вздрагивая в страхе услышать за спиной хриплое собачье дыхание, Дина метнулась к пристройке, сослепу влетела в кусты шиповника, обдирая икры о голые, но оттого не менее колючие ветки, а потом с облегчением прижалась к дверному косяку, надежно скрывшему ее от возможных наблюдателей из окон больницы. Чувство преследования ослабело. На Дину, кажется, перестали смотреть, и, очень этим обрадованная, девушка заскользила вдоль стены к спасительному забору. Один из старых кленов томительно заскрипел. Этот звук напоминал сказочный стон вековых деревьев, так часто используемый поэтами для красного словца в своих стихах.
Дверь в кабинет доктора Мищукова тихонько отворили.
Пустая комната слабо освещалась дальними фонарями, а из-за избытка бумаг, белизна которых с охотой отражала эти скудные электрические лучики, в помещении можно было ориентироваться вполне сносно — глаза привыкали едва ли не сразу.
После минутной паузы вошедший направился к профессорскому столу. Какое-то время он перекладывал папки с места на место, включая малюсенький ручной фонарик в поисках нужной. Наконец на одной из них высветились символы: «З-ва Айшет, 1982». Желтоватый язычок лизнул несколько буквенных строчек на страницах внутри: «Маниакально-деп…», «Рецидивы: последний зафикси…», «Virgo», «…суицидальные наклоннос…», «Навязчивая идея о…».
Плечи неизвестного посетителя дернулись. Он боялся и спешил.
Забор оказался выше, чем ожидала Диана. А тапочки — куда более неудобными и скользкими. Ей пришлось разуться и засунуть их по одной в оба кармана халата.
— Черт! — простонала она, срываясь в очередной раз. — Ну что за гадость?!
В ветреной темноте затрещали кусты. Дина вжалась в ледяные кирпичи с отслоившейся мокрой побелкой. Пригибаясь, к ней шел человек. Или не чело…
Диана крепко зажмурилась и затаила дыхание.
— Дина, не через забор. Там не перелезть.
Это была Аня.
— Ты что тут делаешь? — обретя дар речи, прошептала босоногая Диана. — Ты решила убежать со мной?!
— А куда же я денусь без тебя? — с грустной обреченностью откликнулась черноглазка, окидывая взглядом подругу по несчастью. — Обуйся, холодно же.
Дина фыркнула: в ее случае этот совет тянул скорее на несмешную шутку. Но таскать шлепанцы в кармане было еще глупее, и она сунула ноги в готовые развалиться тапки.
— Пойдем через центральный, — Аня сняла длинный, не по размеру, болоньевый плащ и протянула спутнице.
Дина возразила, отталкивая от себя ее руку:
— Как через центральный? А собака?
— С собакой разберемся. Надевай. Я больше не нашла.
— Сама надевай, — Диана снова отпихнула плащ. — Я как-нибудь перебьюсь.
— Это не обсуждается!
И с несокрушимым, неженским напором Аня заставила ее одеться. Плащ был с синтепоновой подстежкой, все еще хранившей Анино тепло, и продрогшую Дину перестало колотить. Она заметила за хрупкими плечами бывшей соседки по палате широкий брезентовый рюкзак, какими иной раз пользуются завзятые дачники, но расспрашивать о его происхождении и содержимом не стала. И без того было понятно, что пальто, рюкзак, а также, скорее всего, то, что находится в рюкзаке, Кассандрушка позаимствовала в больнице у кого-то из медперсонала.
— Почему ты передумала? — Дина пыталась угнаться за стремительной Аней.
— Не знаю. Зато знаю, куда нам надо теперь.
— Куда?
— К тебе домой.
Дина вздохнула:
— Это понятно, но я ни шиша не помню…
— Твоя забывчивость нам не помешает. Я узнала твой адрес.
— Как? У кого?
— У Мищукова, естественно! Так, теперь постой-ка за деревом. Бабка не спит.
Аня пошла вперед. Дина подумала: «А вдруг этой безбашенной девке взбредет в голову снова вскрывать вены? И что я тогда буду с ней делать?». Но она постаралась отогнать от себя мысли этого направления. Будь что будет, а рискуют они обе. Аня — меньше. Аня может пострадать только от самой себя. А вот с нею, с Дианой, вопрос совершенно туманен. Если власти считают ее опасной для общества, то перехват может оказаться очень жестоким…
Тем временем они приблизились у домику сторожихи у главных ворот. Загремела длинная, пристегнутая к толстой проволоке цепь. Пес никогда не лаял на прохожих, но достаточно было встретиться с ним взглядом, чтобы понять безрассудность всякой попытки проникнуть на вверенную ему территорию.
