Сокрушительный удар - [8]
Телефон зазвонил. Я снял трубку.
– Джонас!
Это снова был Ронни. Я так и думал.
– Этот конь – Речной Бог. С тебя за него три пятьсот плюс пятьсот сверху.
– Я тебе перезвоню.
Я нашел Речного Бога в каталоге, посоветовался с жокеем, который несколько раз на нем ездил, и наконец перезвонил Норту.
– Хорошо, – сказал я. – Если ветеринар подтвердит, что Речной Бог в порядке, я его возьму.
– Я же тебе говорил, что ты можешь на меня положиться! – с притворным вздохом сказал Ронни.
– Ага. Я тебе дам две пятьсот.
– Три тысячи, – сказал Ронни. – И ни фунтом меньше. И пятьсот сверху.
– Сто пятьдесят, – отрезал я. Сошлись на двухстах пятидесяти.
Мой приятель-жокей сообщил, что Речной Бог принадлежит фермеру из Девона, который купил его необъезженным трехлетком для своего сына. Они худо-бедно объездили его, но теперь сын фермера не мог с ним справиться.
– Это конь для спеца, – сказал мой приятель. – Но он очень резвый и к тому же прирожденный стиплер, и даже этим чайникам не удалось его испортить.
Я встал и потянулся. Было уже половина одиннадцатого, и я решил позвонить Керри Сэндерс с утра. Комната, служившая мне кабинетом, вдоль стен которой шли книжные шкафы и приспособленные под них буфеты, была не только кабинетом, но и гостиной. Здесь я больше всего чувствовал себя дома. Светло-коричневый ковер, красные шерстяные занавески, кожаные кресла и большое окно, выходящее во двор конюшни. Разложив по местам бумаги и книги, которыми я пользовался, я выключил мощную настольную лампу и подошел к окну, глядя из темной комнаты на конюшню, залитую лунным светом.
Все было тихо. Трое моих постояльцев мирно спали в денниках, ожидая самолета, который должен отвезти их за границу из аэропорта Гатвик, расположенного в пяти милях отсюда. Их следовало отправить уже неделю назад, и заморские владельцы слали мне разъяренные телеграммы, но транспортные агенты твердили что-то насчет непреодолимых препятствий и обещали, что послезавтра все устроится. Я говорил им, что послезавтра никогда не наступает, но они не понимали шуток.
Моя конюшня служила перевалочным пунктом, и лошади редко задерживались у меня больше чем на пару дней. Они были для меня обузой, потому что я сам ухаживал за ними. До недавнего времени я и подумать не мог о том, чтобы кого-то нанять.
За первый год работы я устроил пятьдесят сделок, за второй – девяносто три, а в эти три месяца я работал не покладая рук. Если мне повезет – скажем, если мне удастся купить годовиком за пять тысяч будущего победителя Дерби или что-нибудь в этом духе, – у меня, пожалуй, могут начаться проблемы с налоговой инспекцией.
Я вышел из кабинета в гостиную. Мой брат Криспин по-прежнему храпел, лежа ничком на диване. Я принес плед и накрыл его. Он еще долго не проснется, а когда встанет, то будет, как всегда, угрюм и зол с похмелья и примется вымещать на мне свои застарелые обиды.
Мы осиротели, когда мне было шестнадцать, а ему семнадцать. Сперва погибла мать – разбилась, упав с лошади, а через три месяца умер от тромба в сердце отец. И за какую-то неделю наша жизнь вдруг перевернулась вверх дном. Мы выросли в уютном доме в сельской местности, у нас были свои лошади, кухарка, садовник, конюхи. Мы учились в дорогих пансионах – нам это казалось само собой разумеющимся – и проводили каникулы, охотясь на куропаток в Шотландии.
Но не все то золото, что блестит. Адвокаты сурово сообщили нам, что наш батюшка заложил все, что было можно, включая свою страховку, продал все фамильные ценности, и от полного банкротства его отделял только этюд Дега. Похоже, он несколько лет жил на краю пропасти, в последний момент каждый раз выставляя на продажу какую-нибудь очередную семейную реликвию. Когда все его долги были уплачены и дом, лошади, кухарка, садовник, конюхи и все прочее канули в бездну, мы с Криспином, не имея близких родственников, остались без крыши над головой и со ста сорока тремя фунтами на брата.
Школьное начальство все понимало, но не настолько, чтобы держать нас даром. Нам дали доучиться до конца пасхального семестра, и на том все и кончилось.
На Криспина все это подействовало куда сильнее, чем на меня. Он собирался в университет, хотел стать юристом, и место клерка, щедро предложенное ему суровым адвокатом, его не устраивало. Я по натуре более практичен, и это спасло меня от подобных страданий. Я спокойно смирился с фактом, что теперь мне придется самому зарабатывать на хлеб, подбил свои активы: легкий вес, крепкое здоровье и умение прилично ездить верхом – и устроился работать конюхом.
Криспина это выводило из себя, но я был счастлив. У меня натура не академическая. Жизнь на конюшне, после школьного сидения в четырех стенах, подарила мне желанную свободу. Я никогда не жалел о том, что потерял.
Я оставил Криспина храпеть дальше и поднялся к себе в спальню, размышляя, какие разные у нас получились судьбы. Криспин пытался устроиться на бирже, в страховой компании и все время ощущал, что его не ценят. А я сделался жокеем и нашел себя. Я всегда думал, что лучшей жизни для меня и быть не могло, и потому не жаловался ни на что из того, чем приходилось расплачиваться.
Конезаводчик Дэниел Рок по просьбе графа Октобера расследует странные случаи на скачках. Некоторым лошадям явно дают допинг, который, однако, не может выявить ни одна экспертиза. Под видом младшего конюха Рок проникает в конюшню, которая связана с подозрительными лошадями, — и понимает, что ввязался в гораздо более опасное предприятие, нежели полагал вначале.
Вложив фантастические деньги в покупку племенного жеребца, молодой банкир Тимоти Эктрин надеется со временем вернуть их с огромной прибылью, но, к несчастью, все потомство породистого скакуна нежизнеспособно из-за жутких врожденных увечий. Пытаясь выяснить причину неудачи, Тимоти начинает собственное расследование. Теперь на кон поставлены уже не только его капитал и репутация, но и жизнь.
Во время скачек «Гранд нэшнл» в Эйнтри на глазах у сотен людей неизвестный убивает Геба Ковака, финансового консультанта фирмы «Лайял энд Блэк», человека на первый взгляд совершенно законопослушного и в криминальных историях не замешанного. Ник Фокстон, бывший жокей, друг и коллега Ковака, а также по несчастливой случайности прямой свидетель преступления, просто не может остаться в стороне. А когда и у него над головой начинают свистеть пули, убеждается, что затеянное им расследование, а точнее, его скорейшее завершение – это единственный способ остаться в живых.
Смерть фотографа Джорджа Миллеса поначалу не привлекла к себе особого внимания, и лишь после того, как неизвестные жестоко избили его вдову, а потом подожгли его дом, стало ясно, что кто-то очень заинтересован в том, чтобы найти и уничтожить архив Миллеса. Но случайно коробка с полуиспорченными негативами оказалась у жокея Филипа Нора, который рискнул вскрыть этот полный грешных тайн «ящик Пандоры»...
Для жокея-профессионала Келли Хьюза, короля стипль-чеза, остаться без лицензии – сущий кошмар. Поэтому Хьюз решает провести собственное расследование обстоятельств, приведших к столь неожиданному для него решению Дисциплинарного комитета…
Сид Холли — бывший жокей, получив тяжелую травму, вынужден оставить скачки и взяться за работу частного детектива. Выполняя просьбу тестя, он начинает опасное расследование несчастных случаев и финансовых махинаций вокруг ипподрома Сибери.
В графстве Хэмптоншир, Англия, найден труп молодой девушки Элеонор Тоу. За неделю до смерти ее видели в последний раз неподалеку от деревни Уокерли, у озера, возле которого обнаружились странные следы. Они глубоко впечатались в землю и не были похожи на следы какого-либо зверя или человека. Тут же по деревне распространилась легенда о «Девонширском Дьяволе», берущая свое начало из Южного Девона. За расследование убийства берется доктор психологии, член Лондонского королевского общества сэр Валентайн Аттвуд, а также его друг-инспектор Скотленд-Ярда сэр Гален Гилмор.
Май 1899 года. В дождливый день к сыщику Мармеладову приходит звуковой мастер фирмы «Берлинер и Ко» с граммофонной пластинкой. Во время концерта Шаляпина он случайно записал подозрительный звук, который может означать лишь одно: где-то поблизости совершено жестокое преступление. Заинтригованный сыщик отправляется на поиски таинственного убийцы.
Пансион для девушек «Кэтрин Хаус» – место с трагической историей, мрачными тайнами и строгими правилами. Но семнадцатилетняя Сабина знает из рассказов матери, что здесь она будет в безопасности. Сбежав из дома от отчима и сводных сестер, которые превращали ее жизнь в настоящий кошмар, девушка отправляется в «Кэтрин Хаус», чтобы начать все сначала. Сабине почти удается забыть прежнюю жизнь, но вскоре она становится свидетельницей странных и мистических событий. Девушка понимает, что находиться в пансионе опасно, но по какой-то необъяснимой причине обитатели не могут покинуть это место.
«Эта история надолго застрянет в самых темных углах вашей души». Face «Страшно леденит кровь. Непревзойденный дебют». Elle Люси Флай – изгой. Она сбежала из Англии и смогла обрести покой только в далеком и чуждом Токио. Загадочный японский фотограф подарил ей счастье. Но и оно было отнято тупой размалеванной соотечественницей-англичанкой. Мучительная ревность, полное отчаяние, безумие… А потом соперницу находят убитой и расчлененной. Неужели это сделала Люси? Возможно. Она не знает точно. Не знает даже, был ли на самом деле повод для ревности.
Писательница Агата Кристи принимает предложение Секретной разведывательной службы и отправляется на остров Тенерифе, чтобы расследовать обстоятельства гибели специального агента, – есть основания полагать, что он стал жертвой магического ритуала. Во время морского путешествия происходит до странности театральное самоубийство одной из пассажирок, а вскоре после прибытия на остров убивают другого попутчика писательницы, причем оставляют улику, бьющую на эффект. Саму же Агату Кристи арестовывают по ложному обвинению.
Зуав играет с собой, как бы пошло это не звучало — это правда. Его сознание возникло в плавильном котле бесконечных фантастических и мифологических миров, придуманных человечеством за все время своего существования. Нейросеть сглаживает стыки, трансформирует и изгибает игровое пространство, подгоняя его под уникальный путь Зуава.