Сокровища России - [35]

— Так это не ошибка? — спросил быстро Уэстлейк. Казалось, его припекало сиденье — он вроде как подпрыгивал. — Я правильно понимаю?

— В ы в с е п о н я л и п р а в и л ь н о, — четко и раздельно сказал Эдик, повернул голову и уставился в глаза жулика честным морозным взглядом. — Я лично отправлял картины. Лично. Это копии Ренуара.

— Вы… уверены? — неуверенно спросил англичанин. — То есть, вы абсолютно в этом уверены?

— Конечно. — Заморозив американца, Эдик повернул свой ледяной взор в другую сторону. — Абсолютно уверен. Это копии. Очень хорошие, но копии. Копии потому, что оригиналы висят на стенах Российского музея. Прошу запомнить, господа, в Российском музее висят только оригиналы. А если там висят оригиналы, то у вас — копии. Где тут ошибка? Покажите мне ее.

Воцарилось долгое молчание. Яснее ответить, конечно, можно. А зачем? Они все поняли достаточно ясно. Подобные взгляды Эдик уже видел. У француза Дюбуа. Так смотрят лилипуты, поняв, что ошиблись, поняв, что перед ними — не горе ошибки, а великан. Эдик принялся рассматривать в окно лимузина лондонские пейзажи. Лондон зимой… такой же противный, как мокрая Москва глубокой осенью. Или — такой же прекрасный. Выбор эпитетов Эдика не заботил — не будь в этом городишке знаменитого аукциона, этот Лондон и ноги б его не увидел. И англичане — явно тормоза. Первый же встречный — на тебе, до сих пор тянет уточнения.

— …Э-э… — англичанин явно заставлял себя говорить, — …наши эксперты… э-э, сомневаются, что…

— Гоните их в шею, — посоветовал скучно Эдик, не переставая загрязнять свой взгляд городским пейзажем.

— А вот у многих наших экспертов, — поторопился влезть американец, — мнение идентично вашему, мистер Поспелов. Это копии. Очень хорошие, ровесники шедевров, однако только копии.

— А я что твержу. — Эдик одобрительно посмотрел американцу в хитрые глазенки. — Разве мы прислали бы на торги оригиналы? Мы что, дикари? Или наглецы, каких свет не видывал? Это ж национальное достояние России.

— Да-да. — Американец от восхищения вытаращил глаза. — Честно, говоря, я в этом был уверен с самого начала, едва увидел ваши… копии. Поэтому у меня есть деловое предложение. Я готов купить заявленные вашим музеем копии Ренуара. Все, и по двойной заявленной цене. Еще до торгов. Зачем вам излишние вопросы?

— Российский музей не опасается вопросов, — возмутился Эдик. — Уверен, что участники аукциона оценят картины куда дороже.

— Если вопрос только в деньгах, я готов выслушать ваше предложение.

— Не только, — отрезал Эдик. — Нам, пожалуй, гораздо важнее реклама Российского музея.

Англичанин хотел было что-то сказать, но передумал. Ему-то как раз выгодны торги. Владельцы аукциона, устроители получают определенный процент от достигнутой суммы.

— А вы не думаете, что слишком широкая реклама… — американец чуть замялся, — может повредить… лично вам?

— Это каким же образом? — уставился на американца Эдик, забыв про лондонскую унылость.

— Некоторые тупые… ваши полицейские… — американец, не смущаясь, выдержал взгляд русского гостя, — могут подумать, что вы продали на Кристи вовсе не копии. Что с полиции взять? Зачем вам эти возможные неприятности?

— Неприятности? — Эдик усмехнулся, чтобы отразить давление американского прохиндея. — Чем больше денег я привезу, тем меньше возникнет вопросов. Даже у полицейских. Это в вашей стране родилась поговорка: «Если украдешь кошелек, сядешь в тюрьму, а если украдешь железную дорогу — в сенаторское кресло». Поэтому — аукцион, сколько бы вы не предлагали.

— Я понял. — Американец не сдержал вздоха разочарования. — Вы абсолютно правы. Пусть будет аукцион, ваших Ренуаров я куплю все равно.

— Генри, реальных торгов не будет, — успокоил его англичанин. — Это копии. Много за них никто не даст. Уверен, что всего лишь двойная цена остановит всех, кроме вас.

— Надеюсь, — буркнул американец. Вдруг он подозрительно прищурился. — А вы, Джон, никому из постоянных покупателей не говорили о возможной ошибке наших русских партнеров?

— Нет, Генри, что вы! — Голос англичанина звучал так уверенно, что американец не поверил. Эдик тоже. Чтобы у американца не оставалось иллюзий, Эдик сказал:

— Один конкурент у вас, мистер Уэстлейк, точно будет. Это Дюбуа, из Франции. Его человек наверняка уже в Лондоне. Недавно наш музей возил свою выставку-продажу в городок Дъепп, во Франции. Старые мастера и копии их картин работы учеников этих мастеров. Дюбуа закупил все копии. Оптом.

Американец подпрыгнул, англичанин заерзал.

— Не люблю французов, — сказал американец. — ух, проныры. Если не секрет, по какой цене он покупал? И кого?

— По семьсот тысяч евро в среднем за копию. Были Рембрандт, Веласкес, Гойя, а также — Моне, Дега…

Американец всхлипнул. Его затрясло. Англичанин хватался при каждом новом имени то за сердце, то за голову, как будто получал удары с левой и правой от невидимого противника. Гордость за новую Российскую культуру затопила Эдика.

— Я бы тоже… купил по семьсот. — Американец с трудом ворочал языком. Эдик решил не жалеть обоих. Добить. Пузырев все время жаловался, что английские и американские музеи на все его предложения вежливо, но посылают. Если вообще отвечают.