Сокровища Рейха - [129]

Питерсон посмотрел свой билет.

– Авиакомпания «Истерн эйрлайнз», – пробормотал он.

У меня была «Юнайтед».

– Могу заверить вас, что билеты в порядке, господа. Время дорого. Есть вопросы?

– Вы чертовски правы, есть, – сказал Питерсон. – Я не полечу в Вашингтон. Я поеду с ним… – он выхватил мой билет, открыл его, провел пальцем по нужной строке, – в Миннеаполис. Я лечу в Миннеаполис вместе с Купером.

– Прошу вас, мистер Питерсон, давайте не будем затевать здесь скандал, – подал голос Уитни. Говорил он властно, правда, плащ на нем был такой задрипанный, что Уитни вряд ли можно было посчитать важным деловым человеком. «Интересно, кто они, – подумал я – Впрочем, какая разница? Рошлер же сказал, что нас встретят». – Сегодня вечером вы должны быть в Вашингтоне, мистер Питерсон. Так что пора идти… и без фокусов, – закончил Уитни.

– Послушайте, незачем напрашиваться на неприятность. Все мы делаем одно дело. Это крайне важно, мистер Питерсон. Ваша поездка согласована и подготовлена. Если вы не доверяете нам, поверьте доктору Рошлеру. – Говоря это, Джексон ободряюще улыбался.

– Пошли, Джордж, – сказал Уитни, – мне в высшей степени безразлично, верит он тебе или нет. Поедет как миленький! – Он схватил Питерсона за рукав, и в этом был его просчет.

Питерсон стиснул руку Уитни своей огромной лапой.

– Мистер Джексон, вы дорожите жизнью этого идиота?

Глаза Уитни расширились, кровь начала отливать от лица.

– Конечно, дорожу, – ответил Джексон. – Пожалуй, мы производим неважное впечатление, не так ли? Прошу вас, мистер Питерсон, следуйте с нами в Вашингтон и, пожалуйста, постарайтесь не покалечить мистера Уитни.

– В таком случае скажите, кто вы, мистер Джексон.

– К сожалению, не могу. На этот счет у меня совершенно точные указания. В Вашингтоне вам все объяснят.

– Что будет с Купером?

– Он полетит в Миннеаполис один. Через неделю вы встретитесь с ним. Слово чести.

Только после этого Питерсон выпустил руку Уитни. Тот прислонился к косяку двери, вытер выступивший на лбу пот. Питерсон разразился громким добродушным смехом:

– С ума сойти! Слово чести! Хорошо, хорошо, Джексон, будь по-вашему…

– Ну тогда пошли. – Он открыл дверь.

Питерсон положил руку мне на плечо:

– Как вернусь, позвоню. И помните: все будет хорошо.

Они ушли. Я смотрел им вслед. До отправления моего самолета оставался еще целый час. Я пошел выпил кофе, побродил по залу, разглядывая чучела животных и всякую дребедень, которую обычно родители привозят детям в доказательство того, что они побывали в Нью-Йорке. Но у меня не было детей, а в Нью-Йорке я не задержался.

Когда я прилетел в Миннеаполис, было уже поздно. Людей в зале оказалось мало, и в полупустом помещении гулко звучали их шаги. Я подумал, что надо взять такси, и тут услышал свою фамилию.

– Мистер Джон Купер, пассажир Джон Купер, вас просят подойти к справочному бюро авиакомпании «Норсвест эйрлайнз». Джон Купер, вас просят подойти к справочному бюро авиакомпании «Норсвест эйрлайнз»! – объявили по радио.

Усталого вида мужчина в справочном бюро вздел очки с кончика носа на переносицу, принялся шарить под стойкой и выудил оттуда обычный белый канцелярский конверт, на котором толстым черным карандашом печатными буквами была выведена моя фамилия.

Я взял конверт. В одном месте его чувствовалось утолщение. От усталости, от нервного напряжения руки у меня дрожали. В конверте не было никакой записки, только ключи от «линкольна», которые я оставил вместе с машиной в гараже в Куперс-Фолсе, и листок бумаги, на котором было написано: «Ряд 9, место 5». Очевидно, там стояла моя машина. Но ведь о моем приезде никто не знал. Хотя теперь мне было все равно. Пусть все идет к черту! Что-нибудь понять я уже не пытался.

Я получил свою сумку, спустившись на этаж ниже, где почти не было людей. Улица встретила меня сыростью и холодом. Умытые дождем, ярко сияли звезды. С ревом и свистом взмыл вверх реактивный лайнер. Громадный, красно-белый, он без видимого усилия преодолевал высоту. Я вернулся в свою страну, и теперь все будет хорошо. Теперь все пойдет как надо.

Машина была как новенькая: свежевыкрашенная в серебристый цвет, отполированная, без вмятины на боку. Крупные дождевые капли сверкали на ее блестящей поверхности. Все теперь будет замечательно. Я набил трубку, закурил и стал ждать, пока прогреется двигатель.

Меня охватило ощущение полного благополучия, которое, как я хорошо знал, люди испытывают после чрезмерного напряжения. А поскольку я не мог изменить это состояние, то решил: бог с ним, пусть мне будет хорошо. В таком благодушном настроении я выехал со стоянки, неторопливо двинулся по автостраде навстречу огням Миннеаполиса и по знакомым дорогам, пронизывая темень ночи вместе с холодным и сырым весенним ветром, устремился к Куперс-Фолсу. Я ехал не по опасным неведомым дорогам сквозь ночную темень на Лендс-Энде и острове Кэт, не по горам через перевалы мимо Бад-Тольца – я ехал к себе домой.

Но вот передо мной возникли знакомые ворота, я въехал в них и по извилистой подъездной дорожке приблизился к дому. Чувствовал я себя теперь уже не так хорошо. Я вытер перчаткой вспотевший лоб и некоторое время посидел в машине, потом погасил фары, выключил мотор и опустил стекло. Стояла тишина. Я вылез из машины, сделал глубокий вдох. Ярко светила луна, и тени от предметов казались четкими и мрачными. Мой взгляд упал на низкие железные перила вдоль дороги, и в какой-то миг мне послышался ужасающий скрежет и треск, когда снегоход на полном ходу налетел на них своими лыжами… Но было по-прежнему тихо, и когда я повернулся взглянуть на то место, где погиб долговязый, то не увидел ничего.