Сокровища Мельк-Тауза - [26]

Сброшенный под уклон тюк сначала медленно пополз, а потом быстро исчез в темноте пропасти. Быстрота, с которой катился вниз Бушуев, возрастала с каждой секундой. Протиралась кожа, рвались ремни. Небольшой выступ ударил по шкурам, по Бушуеву, уменьшил быстроту падения и развернул сверток. Камнем упал Бушуев в воду. Брызги плеснулись на скалы. Холодная влага охватила все тело Бушуева, залила рот, нос. Нечем дышать, нет воздуха. Жадно вздохнул Бушуев и захлебнулся. Поредел глубокий туман, в котором он плыл, и сменился чем-то другим, неприятным. В холодной воде при полном мраке бился Бушуев и ничего не понимал. Болело тело, висела неподвижно рука. От ледяной, влекущей к себе влаги отбивался одной рукой Бушуев. Запутались ноги в разодранных овчинах, но кое- как освободились, выпрямились и почувствовали под собой твердую почву. Тело было непосильным грузом и Бушуев извлек его из воды с чрезвычайным напряжением. Безумно хотелось одного: выбраться из холодной воды и лечь на сухое место.

Захлюпала вода под шаткими ногами. В воде тело Бушуева как будто было устойчивее, а в воздухе оно колебалось из стороны в сторону и не было возможности удержать его в равновесии. Не удержался Бушуев на мокрых и скользких камнях и упал.

Шло время и некому было считать его. На мокрых камнях неподвижно лежало человеческое тело.

И когда вновь очнулся Бушуев и слабо открыл один глаз, то он ничего не мог осознать и усвоить. Тихо и покорно лежал он и тупо смотрел полуоткрытыми глазами. Перед глазами его желтый блестящий камень. Он отражает далекий свет и так же неподвижен, как и сам Бушуев.

Вихрь кружит и шумит в голове; он сметает и рвет все. Вырвалась одна мысль из черного вихря и прилипла к сознанию.

— Что это блестит?

Но боль уничтожила мысль.

Бушуев устало закрыл глаза, и когда стих вихрь и погасла мысль, быстро взглянул.

Желтый камень снова был пред ним и все так же отражал далекий свет. Еще увидел он несколько мелких желтых камней и желтый песок и тревожно поднялся. Он потянулся к желтому камню, хотел поднять его и не мог. Камень был тяжел и неподвижен. Рука почувствовала холод металла.

— Золото!.. — закричало что-то затемненному сознанию Бушуева и наполнило тело дрожью.

— Золото!.. Золото!..

Электрический ток пробежал по мышцам и заставил их подчиниться безумному порыву. Бушуев ползал по земле, подбирал золотые слитки и совал их в карман. Он глубоко запускал руку в промытый золотой песок и торопливо сгребал его в кучи.

Тревожно оглядывается Бушуев: как бы не увидел кто, не отнял бы найденных сокровищ!

О, он может не беспокоиться!.. Узкой полоской виднеется вверху небо. По бокам неприступные черные скалы. Спереди с огромной высоты падает тонкая струйка воды, звенит и плачет. Кто-то позаботился и о выходе из черной расселины и нагромоздил там гранитные скалы и отшлифовал их.

Нет входа в золотую сокровищницу Мельк-Тауза, нет и выхода из нее.

Бушуев успокаивается, набивает карманы слитками, жадно сгребает тяжелый желтый песок.

X

Неудачная жизнь выпала на долю Сальфо. Сальфо этого не сознавала. Она даже не знала, что такое жизнь и что такое удача и неудача. Она не философствовала, а жила. А жить — это значит есть, пить и спать. Все же остальное шло само собой. Не над чем было утруждать мозги, не о чем было заботиться.

Великий Мельк-Тауз подумал, позаботился обо всем. Он дает жизнь и он берет ее, когда нужно. Он ограничил живущих в известных пределах и положил непреодолимые границы. Думать не о чем. И если череп зарастает вместо мозга жиром, то обладатель головы ничего не потеряет и не приобретет. Жизнь его не изменится. Он также будет есть, пить и спать.

Сальфо не думала о жизни, а жила. У Сальфо был отец, сосредоточенный и седой старик. Его лоб нельзя было прикрыть двумя пальцами. У него были глаза внимательные, зоркие. Старик смотрел и как будто все время спрашивал о чем-то. Старый шейх передал дочери лоб и глаза.

Хитрый Айо был моложе отца Сальфо — моложе, хитрее и злее. Когда он захотел стать шейхом, он подговорил народ, и старый шейх был сброшен в бездну в жертву великому и грозному Мельк-Таузу.

Может быть, и Сальфо была бы также завязана в шкуры и сброшена вслед за отцом, но быстрые ноги спасли ее. Она бежала в лес и спряталась среди развалин. Ее искали и не нашли. А когда через несколько дней она вернулась в свой пустой шалаш, то на нее никто не обратил внимания. Обитатели шалашей обладали короткой памятью. Все происшедшее уходило быстро в область прошлого, туманилось и забывалось. Ум не привык беречь воспоминания. Воспоминания не приносили пользы.

Только Сальфо помнила старого отца, помнила зло, совершенное хитрым Айо. Помнила все это, но не злилась. Происшедшее свершилось, и никакая злость его не поправит.

У Сальфо была иная жизнь, чем у других женщин. Са- льфо была дочерью шейха. Она могла выйти замуж только за мужчину из рода шейхов. Таков закон. Но среди людей, окружавших Сальфо, только один старый Айо принадлежал к шейхам. Айо имел жену и был равнодушен к женщинам. Может быть, Сальфо нарушила бы закон и вышла не за шейха, а за простого человека, если бы она была толстой, но Сальфо не могла похвалиться полнотой, и мужчины проходили мимо Сальфо. Мужчины брали в жены женщин толстых, заплывших жиром. Худых не любил Мельк- Тауз, их не любили и мужчины. На потухший очаг была похожа душа Сальфо. В ней не было ни одного горячего угля, в ней только одна остывшая печальная зола.