Сокровища Мельк-Тауза - [16]

и словно спрашивали: что там дальше?

Иезид безмолвно молился.

Клочья мрачных предположений всплывали в голове Бушуева. Падение в жуткую пропасть, хруст костей, брызги мозга, который до последней минуты будет работать и сознавать, — вот все, что можно было ожидать от поездки по этой страшной тропе.

— Отпусти повод, дай свободу лошади! — визгливо прокричал иезид.

Бледный, взволнованный Бушуев безвольно отпустил повод. Он заметил острый, режущий взгляд курда, тревожный блеск глаз, хотел сказать что-то и не мог.

Иезид быстро отвернулся, издал понукающий гортанный крик и двинулся вперед.

Лошади шли осторожно. Они опустили головы, широко раздувающимися нервными ноздрями втягивали воздух, и, не отрываясь, глядели на узкую тропинку, словно изучали каждую неровность и шероховатость.

Бушуев замер, застыл. Он не в состоянии был ни мыслить, ни рассуждать и только смотрел перед собой, вдоль отвесной скалы. Впереди извивалась узкая тропинка, и чем дальше, тем она казалась все уже и уже.

Черные полосы, перерезавшие эту тропу, приковали внимание Бушуева. Глаза остановились на них. И когда лошадь приблизилась к ним, новый приступ ужаса охватил Бушуева. Путь был страшнее, чем казался вначале. Черные полосы оказались трещинами, в которые свободно мог провалиться всадник. А лошади медленно и неуклонно продолжали приближаться к ним. Им придется прыгать через эти страшные отверстия. Прыгать на каменистой тропинке, на краю обрыва, над пропастью, до дна которой будет не меньше версты.

Холодная дрожь пробежала по телу Бушуева. Сжались легкие, и горло само по себе издало хриплый воющий звук. Сердце напрягалось, наполнило кровью все жилы и расширило их так, что стало больно, а потом — перестало биться. Кружилась голова. Пропасть тянула к себе. Хотелось броситься в нее и прекратить невыносимое испытание.

— Нагнись и закрой глаза!.. — пронзительно закричал иезид, но повернуться к Бушуеву не решился, так как каждое движение могло вывести из равновесия лошадь и свалить ее в бездну.

Бушуев ясно расслышал крик курда, понял его, но сознание его не прояснялось. В голове был туман. Мысль бездействовала. Он в изнеможении опустился на шею лошади. И как будто погрузился в тяжелое забытье. И от того, что он не видел ни пропасти, ни тропинки, как будто менее мучителен стал страх, только попрежнему обрывалось дыхание в те моменты, когда он ощущал скачки и храп лошади.

Какое время потребовалось на небывалую переправу, Бушуев не знал и не мог представить себе. Ему казалось, что на это ушла делая вечность. Когда до него долетел возбужденный крик иезида, он с изумлением раскрыл глаза.

— Слезай, дай отдохнуть лошади!.. — кричал курд, и в этом крике услышалась радость.

Бушуев поднял голову и с удивлением огляделся кругом. Кошмарной тропинки не было видно. Кругом зеленели пологие склоны каких-то вершин. Слышалось пение птиц и несмолкающие трели насекомых. Бушуев с благодарностью взглянул на лошадь. Она была мокрая от перенесенного напряжения, тяжело дышала и стояла неподвижно. Тело лошади моментами сотрясала дрожь. Он хотел освободить лошадь и спрыгнуть на землю, до вдруг почувствовал, что не может сделать этого. Пережитый страх настолько парализовал ноги, что они как будто врезались в тело животного. Бушуев еще раз попробовал двинуть ими — и не мог. Он тревожно взглянул на своего спутника и взглядом передал ему свой испуг. Иезид без слов понял его, быстро подбежал, высвободил из стремян ноги Бушуева, стал растирать их руками, а потом одну из них перекинул через лошадь. Как мешок с мукой свалился Бушуев на землю и не мог двинуться. Он пережил самое страшное в жизни.

Молчаливый иезид как будто переродился. Он стал расторопнее и разговорчивее, массировал ноги Бушуева, дергал их и делился впечатлениями.

— Ай, молодец!.. Молодец!.. В первый раз — и так проехать. Многие отсюда возвращались назад… Ни за что не хотели ехать. Только храбрый человек может отважиться на это… Я много ездил по горам, а вот, как до середины этой тропинки доеду, всегда глаза закрываю и на лошадь ложусь… Более страшной дороги во всем свете нет…

— А что это за дорога? — спросил понемногу оправлявшийся Бушуев.

— Это дорога Мельк-Тауза, — тихо и с испуганным благоговением проговорил иезид. — Здесь недалеко его царство.

— Как называется дорога? — продолжал расспросы Бушуев.

— Мы называем ее Тропинкой Испытания, — ответил курд. — По ней может проехать только тот, кто достоин милости Мельк-Тауза. Ты достоин ее, и теперь все иезиды будут относиться к тебе с уважением. Это страшное испытание. Там, внизу, лежит очень много человеческих и лошадиных костей. Эти люди удостоились гнева Мельк-Тауза, но не милости его.

Бушуев был доволен, что у него хватило безумства переправиться по этой тропинке. Он не задумывался над тем, что обратно ему снова придется пройти через эти страшные испытания. Мысли его были устремлены вперед, туда, где находится это сокровенное царство Мельк-Тауза.

— Где оно?.. — спрашивал Бушуев у иезида.

— Вот здесь, близко!.. — и курд показывал рукой на зеленеющий перевал.

Бушуев поднялся и пошел в указанном направлении, внимательно присматриваясь к окружающему. Он шел по таким местам, куда не ступала нога европейца. От его зорких глаз не ускользнуло, что путь, по которому он медленно двигался, как будто когда-то очень давно был искуссно пронивеллирован и приспособлен для дороги, кто-то весьма удачно выбрал направление для него. Дорога капризно виляла среди неровной горной поверхности и шла от небольших подъемов к пологим скатам. Наткнувшись на камни, Бушуев заметил на них следы обработки.