Сокровища Королевского замка - [57]
Станислав словно бы находился здесь и одновременно где-то еще, далеко отсюда. Он видел самого себя, всех их, четверых, стоящих под искалеченным пулями деревом. Вот он сам, опирающийся на костыль, мать с ребенком, варшавская девочка.
Пани Ядвига и Кристина шевелили губами. Наверное, молились.
Он глянул вверх. Над их головами в темной коре дерева светлели следы пуль, напоминая белые точки на негативах готического зала Замка. Те самые точки, которые обозначали отверстия, пробуравленные немецкими минерами для зарядов динамита.
Когда с этих негативов кто-нибудь сделает оттиски, отверстия на снимках будут черными. Как раны на теле человека.
Он не думал о смерти. Не чувствовал ни скорби, ни страха, ни отчаяния. Ничего.
Только перед глазами у него все время стояли белые следы пуль на теле дерева, наполненные соком, словно слезами.
«Негативы в безопасности, — улыбнулся он, торжествуя. — Кто-нибудь да использует их. Они расскажут о том, что происходило с нами в годы войны».
Он знал, что разные люди наблюдали за этой сценой, будучи не в состоянии им помочь. Но их бессилие превращалось в яростный гнев и страстное желание выстоять.
«Может ли мир представить себе такие минуты, как эта? Поверить в то, что с нами делали? Поверят ли этому те, кто будет жить в Варшаве через десятилетия?.. Стасик убежал, по крайней мере он расскажет нашим, как мы погибли. Но уже никто не увидит наших лиц…»
Он огляделся вокруг. Хотел проститься с городом, с уличными мостовыми, с небом над головой, с землей под ногами.
Вдруг он замер. В окне одного из домов на втором этаже под прикрытием шторы стоял молодой мужчина с небольшим фотоаппаратом в руках.
Станислав не хотел привлекать к нему внимания Бруно и отвел взгляд.
Ему показалось, однако, что обостренным слухом он уловил легкий треск вспышки. Краешком глаза заметил движение пальцев незнакомца, тот перевел кадр и снова пустил в ход вспышку для очередного снимка.
«Хорошо, что сохранится свидетельство нашей муки и смерти. Мы должны выстоять до конца», — подумал Станислав, и мысль эта словно бы умножила его силы. Он выпрямился, посмотрел Бруно в глаза.
Огромная, давящая фигура немца выступала на фоне шахматной доски из темных прямоугольников кирпичей и просветов неба.
Бруно целился из автомата, то направляя мушку прямо в грудь своим жертвам, то поднимая ее чуть выше их голов.
В подворотне блеснул низкий, длинный, косой луч заходящего солнца, и в его блеске Станислав заметил вдруг что-то, что не могло его не озадачить.
В одном из просветов кирпичной шахматной доски что-то сверкнуло. Дуло?
Что это могло быть? Неожиданный союзник? Откуда?
Может, просто соотечественник Бруно, такой же садист, позавидовал ему и решил присоединиться к затеянной им забаве?
А быть может, в этой ажурной стене просто-напросто торчала какая-то труба, которой он раньше, стоя в подворотне, не заметил. Да, скорее всего, это какая-то труба.
В этот момент из-за кирпичного переплетения за спиной немца послышался тоненький, пронзительный голос:
— Герр Бруно! Хенде хох! Герр Бруно!
Немец молниеносно обернулся, но не поднял руки вверх. Длинная очередь из его автомата застучала по кирпичам, так что во все стороны посыпались осколки.
Неожиданно, словно послушавшись призыва, он выбросил обе руки вверх, выронив автомат на землю. Потом, изогнувшись в сложном пируэте, рухнул навзничь.
Станислав несколькими прыжками подскочил к лежащему, даже не почувствовав боли в ноге.
Жесткая фуражка отлетела в угол. На забинтованном лбу виднелось небольшое темное отверстие, возле которого расцветало темное пятнышко, разливавшееся все более и более широким кругом.
Кристина побежала вслед за Станиславом.
Пани Ядвига шла медленно, она остановилась у ворот и, покрывая поцелуями Исю, увела ее в другую сторону.
Из соседнего дома прибежал молодой мужчина, тот самый, кого Станислав видел в окно с фотографическим аппаратом. За ним еще несколько молодых людей. «Фотограф» говорил, словно бы отдавая приказания:
— Быстро, пока не дали отбой тревоги! Вы уведите подальше девочку и мать с ребенком! Мы спрячем труп немца в подвале, а потом перенесем и завалим его кирпичами в том месте, где упала бомба.
Двое молодых людей, притащившие откуда-то ломы, стали отрывать тяжелые, толстые доски от входа из подворотни на сожженную лестничную площадку.
— Но… но кто, собственно, его застрелил? — не понимал Станислав.
— Увидев, как вы к нему подскочили, я решил, что это вы, — произнес незнакомый мужчина.
— Нет! У нас не было оружия…
— Смотрите! — закричала Кристина. — Пан Петр!
— Пётрек!
На зеленом дворе, за шахматной кирпичной кладкой, помеченной следами пуль Бруно, стоял Петр. В бессильно опущенной руке он держал парабеллум.
— Петр! Ты спас нас!
— Пан Петр! Как к вам добраться? — допытывалась Кристина.
Петр не отвечал. Молча смотрел он на землю, туда, где высокий порог из кирпича как бы перегораживал двор.
Петр прикусил губы, стараясь не заплакать.
Вдруг Кристина опустилась на колени, прильнув лицом к щели в кирпичной кладке. Рыдания сотрясали ее худые плечи.
Теперь и Станислав встал на колени у соседней щели.
Во дворе на пучке травы лежал Стасик и широко открытыми глазами смотрел в небо. Край распахнутой зеленоватой куртки был засыпан песком. На голубом свитере, обтягивавшем грудь паренька, виднелись мелкие, наполнявшиеся пурпуром стежки, — следы пуль, выпущенных из автомата Бруно.
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.