Сокровища - [77]

Стив тихо ответил:

— Это был ад. Это по-прежнему ад.

— По-прежнему? Ты хочешь сказать, что она все еще у тебя? Где она? Где, черт побери, эта вещь? — Он опять схватил Стива за лацканы пиджака, но Стив с такой силой отбросил его руки, что Джозеф растянулся на полу.

— Остановитесь! — закричала Беттина, погружаясь еще глубже в кресло и закрывая голову руками, словно прячась от их гнева. — Пьетра, заставь их остановиться.

Пит бросилась к матери, склонилась над ней, как бы защищая от всего.

— Все хорошо, мама, все хорошо. — Она повернулась к двум мужчинам. — Посмотрите, что вы с ней сделали. Прекратите, оба. Немедленно!

Наступила полная тишина, в которой слышалось лишь прерывистое дыхание Джозефа, всхлипывания Беттины и заключительные аккорды первой симфонии Малера.

Стив смотрел на жену, тестя, дочь. Все тело его обмякло. Что он мог рассказать им? Как мог он объяснить им то, чего не понимал сам — что у него целое состояние в драгоценностях, которое он не в силах продать, и что у него нет выдержки, чтобы отыскать свое потерянное наследство? Вина, гнев, стыд, возмущение, крушение надежды, смущение — все это выплеснулось наружу, вызывая волну ярости и ненависти в нем к себе и остальным.

Они все смотрели на него в ожидании, надеясь на объяснение, которого у него нет. Вдруг он почувствовал, что не может дышать в этой комнате. Он больше не мог оставаться в ней. Ему надо отсюда выбраться. Он схватил пальто и бросился из квартиры.

— Стефано, — захныкала Беттина, когда за ним с грохотом захлопнулась дверь. — Папа! Куда он ушел, папа?

— Надеюсь, к черту. Не волнуйся, Тина, мы позаботимся о тебе. Он нам больше не нужен.

Но она, казалось, его не слышала.

— Стефано, — всхлипывала она. — Пьетра, папа. — С каждым именем ее голос подымался. — Пьетра, мое дитя. Где мой ребенок? Дайте мне моего ребенка. Дайте мне моего ребенка! — Это был первобытный вопль, причитание, вой волка. Пит захотелось закрыть уши руками и зарыться головой в диванные подушки. Но вместо этого она строго сказала деду достать лекарство для Беттины, схватила руки бьющейся в истерике матери и повторяла ей вновь и вновь:

— Я здесь, мама. Это Пьетра. Я здесь. Все хорошо. Я твой ребенок, мама. Со мной все в порядке.

Прошел час, прежде чем Беттина заснула в кровати, успокоенная большой дозой транквилизатора. Пит обозревала кучу оберточной бумаги на ковре, тыквенный пирог, сгоревший в невыключенной плите. Русалка лежала на полу среди лент, куда она упала из рук Беттины. Пит опустилась на колени, чтобы поднять ее, нежно держа в руках, она поглаживала драгоценную головку существа.

Здесь, на коленях, она обозревала руины их «прекрасного» Рождества.

Глава 8

Стив не вернулся. Один из его собутыльников из маленькой Италии заявился через несколько дней после Рождества с робкой просьбой передать ему одежду Стефано и несколько других необходимых вещей. Он оставил адрес меблированной комнаты, которую снял Стив в центре города. Но он мог не беспокоиться. Джозеф был взбешен, а Пит обижена, чтобы общаться с ним.

Ее отчаяние усугублялось гневом на отца, яростью, подогреваемой ежедневными горькими проповедями Джозефа против Стива, и чувством глубокой любви к нему. Она изо всех сил старалась понять, почему он позволил маме страдать, как страдала она, когда он мог предотвратить это. Она силилась понять, почему он оставил их, вместо того чтобы объяснить все. Она пыталась постичь скрытый смысл драгоценной дамы. Что это? Откуда это взялось? Почему она оказалась у отца и почему он все эти годы прятал ее и назвал злой?

Ответов у нее не было, и наконец сами вопросы стали слишком болезненными, так что она перестала их задавать. К тому же скоро у нее появился еще один источник беспокойства.

На следующий день после Рождества она застала мать методично выдергивающей филигранные крылья у рождественского ангела.

— Ты выглядишь таким неиспорченным, — проговорила она злобным голосом, разрушая маленькую фигурку, — но я тебя знаю. Я знаю, ты шлюха, непристойная, маленькая шлюха. — Когда с крыльями было покончено, она принялась рвать на клочки шелковое одеяние, выковыривать ногтями папье-маше. — Шлюха, шлюха, шлюха, — монотонно повторяла она, наконец с размаху швырнув ангела на пол.

Пит усиленно заморгала глазами и сдержала рыдания. Рано узнав, что ее слезы только ухудшают состояние матери, она прогнала их. Но безнадежность, которая овладела ею, когда она видела, как мать вновь погружается в немоту, была почти непереносима.

— Мама? — нежно обратилась она и протянула руку, чтобы коснуться плеча.

Беттину словно обожгли. Она вскочила с пола и повернулась к Пит.

— Нет! Я не буду, не буду больше. Убирайся. Не дотрагивайся до меня.

Пит мгновенно отступила назад.

— Все хорошо, мама. Никто не собирается прикасаться к тебе, никто тебя не обидит.

Беттина сжалась, глаза в поисках опасности обшаривали каждый угол маленькой комнаты.

— Нет, нет, нет, — бормотала она.

— Шшшш, мама, — успокаивала Пит. — Пойдем в постель. В спальне безопасно. Они не пойдут туда за тобой. — Она протянула руку. Через минуту Беттина позволила дочери увести ее в спальню и послушно забралась в постель. Она проглотила пилюлю, которую ей принесла Пит, и вскоре заснула.