Сокровища - [62]

Джозеф знал, что это несправедливо. Несомненно, исчерпывающее исследование уже проведено. Но что он в конце концов сейчас теряет?

Он протянул руку и взял камень, размером с яблоко и в два раза его тяжелее. Убрав его с прямого солнечного света, он медленно поворачивал его, катая в руке и поглаживая большим пальцем по верхушке. В сероватом поверхностном слое камня было вырезано крошечное окошко или чистый участок. Джозеф вытащил из кармана лупу, вставил в глаз и уставился в мрачную сердцевину камня. Его рембрандтовское лицо от сосредоточенности сморщилось.

Ивер, сидя, наблюдал. Через некоторое время он вытащил золотые карманные часы, открыл крышку и положил перед собой на стол. Джозеф продолжал изучать камень. Наконец Ивер захлопнул часы.

— Ну так что? — спросил он.

Джозеф положил камень в коробку.

— Конечно, после длительного изучения у меня могут быть другие идеи…

— Разумеется.

— Но из того, что я сейчас вижу, думаю, я сделал бы модифицированный разрез Оулд Майн. Ядро как раз годится для него. Смягчающий удар, вероятно девяносто граней, как у Тиффани Йеллоу, с несколькими изменениями, чтобы избежать перьевое включение, которое я вижу. Таким образом мы сократим потери. Думаю, мы можем получить из него, по крайней мере, сорок пять каратов, может, пятьдесят. И я бы сделал площадку немного выше, чем у Толковски. Мы потеряем немного блеска, но добьемся максимального огня. Камень сможет это вынести.

— Вы получите только один? — спросил Ивер, подразумевая один законченный бриллиант из камня.

— Да, — без колебаний ответил Джозеф. Это был смелый подход именно для такого необработанного камня — необычной формы кристалл с одним плоским краем — но он был уверен, что его план удастся. Это будет означать один чистый разрез вдоль ядра — до шлифовки и полировки.

— Луерс и Дёсмет, оба считали четыре.

— Они, вероятно, думали, что ядро параллельно тому плоскому участку. Я не согласен с ними. — В голосе его с голландским акцентом звучала убежденность.

Именно это Ивер хотел услышать. Его клиент требовал насколько возможно самого большого и самого сверкающего камня. Зееман единственный почувствовал это и инстинктивно понял, как получит такой бриллиант.

Ивер долго и пристально смотрел на голландца. Зеемана уважали, это он знал, но он не был в числе лучших огранщиков Нью-Йорка. Говорили, что он сделал пару относительно значительных камней в Нидерландах еще до войны, но это было давно. А этот камень был решающий. Все-таки сорок пять каратов, может быть, пятьдесят…

Он пододвинул деревянную коробочку через весь стол к Джозефу.

— Работа ваша. Берите настолько, насколько нужно.

Глава 5

Когда дело доходит до раскалывания, алмаз не прощает. Либо оно сделано безупречно, либо алмаз уничтожен. Среднего не дано.

Джозеф стал фантазировать над камнем, часами исследовал его под двойным ювелирным микроскопом. Он схематично изображал свои идеи окончательного изделия. Он сделал несколько алебастровых моделей и изучал их. Он изготовил другие модели из туго натянутых нитей, вколотых в бальзовые палочки, чтобы представить кристаллическую структуру камня. За обедом он делал из белого хлеба шарики, представляющие необычный, с плоским основанием, алмаз, недолго катал их, потом задумчиво жевал. Алмаз Ивера стал практически членом семьи.

Часто, испытывая потребность выговориться, Джозеф поверял свои мысли Пит. Стив не вмешивался, но следил, хмурясь, за тем, как волшебное поле камня засасывает его любимое дитя. Неужели такова судьба Д’Анджели, размышлял он, своеобразный рок, поддаваться соблазну сверкающих драгоценных камней?

Беттина тоже ощущала магическое притяжение камня. Захваченная его тайной, она внимательно слушала разговоры Джозефа об алмазе. Она воображала, что набирается силы от непоколебимой твердости алмаза, ухватившись за его совершенство, как символ того, что в конце концов выжить можно.

Иногда Джозеф просто держал камень, меря комнату шагами, пытаясь проникнуть в его суть. Прежде чем он коснется алмаза своим молоточком, ему необходимо узнать его, его поверхность и сердцевину и его историю, охватывающую миллиарды лет, так же хорошо, как он знает свое лицо в зеркале.

— Я должен быть как скульптор, — говорил он Пит, а она с готовностью слушала его завораживающий рассказ. — Я должен видеть законченный бриллиант, сияющий внутри грубого камня, как скульптор видит статую внутри безжизненной глыбы мрамора.

Он расширил окошечко у основания камня, чтобы заглянуть поглубже в центр. Только тогда он может убедиться, где лежат все включения.

— Я должен вползти в него, пройтись внутри и увидеть то, что смогу увидеть, — говорил он Пит.

— Как медведь, который бродит по горе, — захихикала девочка.

— Да, именно, как медведь.

Прошло девять месяцев, прежде чем Джозеф был готов сделать раскол. Сообщили Клоду Иверу, и он телеграфировал из Парижа, что прилетит. Это событие было назначено на воскресное утро в конце марта. Пригласили всех резчиков и администрацию нью-йоркского отделения «Дюфор и Ивер» — в действительности, приказали — присутствовать, мероприятие было обставлено как гала-шоу. В комнате огранщиков стояли коробки с шампанским, которые откупорят, когда камень будет расколот.