Сокровища - [194]

— Как и ты, — сказал он и повернул ее к себе. Его прекрасные пальцы развязали пояс, и кимоно раскрылось. Он уже развязал свое, и, когда привлек ее к себе, их тела ласкали друг друга. От него пахло мылом и саке.

— Пойдем, — сказал он, как уже говорил не раз до этого. Она полюбила это слово, поскольку оно всегда приносило еще один восхитительный сюрприз.

Они вернулись в дом, и, хотя пробыли в саду не более десяти минут, все следы обеда исчезли, стол был убран, а на его месте лежал толстый матрас, покрытый хрустящими белыми простынями, взбитыми подушками и сине-белым пуховым одеялом. Тоши ушла.

Глядя друг на друга, они сняли кимоно и опустились на матрас. Пит протянула к нему руку и повторила все движения его намыленных рук. Его кожа была гладкая, как шелк, немного влажная от пота, а под ней крепкие мускулы. Из гнезда черных волос навстречу Пит поднялся пенис, как гибкое дерево. Она взяла в ладонь его яички. У него перехватило дыхание, но он не издал ни единого звука.

Он потянулся к ее лицу и привлек его к себе, потом провел рукой по подбородку, вниз по шее к ключице. От его прикосновений кожа ее вздрагивала. Его язык проник к ней в рот, казалось, в поисках ее души, и она отозвалась.

Хиро увлек Пит на мягкий матрас и стал осыпать поцелуями. Он целовал кончики пальцев и подошвы ног, за ушами и между пальцами. Он прикасался к ней так, как ни один западный мужчина, и ее заинтересовало, не является ли это еще одним секретом Востока. Он шептал слова, которых она не понимала. И когда она была готова — более чем готова, едва не умоляла, — он соединил свои черные волосы и ее, Восток и Запад, и начал ритм, который не знает границ.

Это был медленный, долгий, мучительно сладкий постепенный подъем к неведомой высоте, когда наконец наступил ее оргазм, он, казалось, начался в тех кончиках пальцев, которые он целовал, и пронзил каждую частицу ее тела, а потом выплеснулся наружу.

Когда их дыхание восстановилось, Хиро сказал:

— Ты само совершенство. Я знал это с того самого момента, когда ты говорила с тем глупым французом на свадьбе. Я тогда знал, что возьму тебя и ты будешь совершенна.

Потом они заснули.

Следующие четыре дня Хиро показывал Пит Токио, улицы, ощетинившиеся кранами, лесами и котлованами, поскольку город продолжал неустанно расти ввысь, расширяться и обновляться — город неона и хрома, цемента и стекла. Он показал ей свои ультрасовременные выставочные залы, где продавались жемчужины любого размера, формы, цвета со всего света. Хиро свозил ее в старый квартал Асакуса по извилистым улочкам с крошечными магазинами, торгующими бумажными веерами и зонтиками, палочками для еды из слоновой кости, корзинками с рисовыми крекерами. Он провел ее мимо гигантского красного бумажного фонаря, весом в двести фунтов, и между толстых красных колонн, обозначавших вход в храм Сенсожи, основанный в семнадцатом веке. Внутри был тяжелый от благовоний воздух, дрожащий от звона монет в деревянной коробке для пожертвований на алтаре и низкого голоса поющего монаха.

Они побывали в театре Кабуки, и Пит была захвачена великолепным зрелищем, хотя не поняла ни слова. На сверхскоростном пассажирском экспрессе отправились к Фудзияме. Поезд мчался гладко и бесшумно со скоростью сто тридцать миль в час. Они совершили восхождение на вершину конической горы, кланяясь каждому встречному паломнику на их пути.

А ночью в ванне, в саду, на прохладном упругом матрасе Хиро напоминал Пит, что, несмотря на многие отличительные черты Японии, одно оставалось таким же, как и в любом другом месте земного шара.

Время перестало существовать для Пит. Ее не беспокоило, что Лотти не знала, где она, что заказы ждут своего исполнения и пропавшие сокровища бабушки дожидаются, когда она найдет их. Сейчас все это не имело для нее значения. Только Хиро и волшебный мир, который он создал и которым он окружил ее, занимал все воображение. Пит не знала, любила ли она его — даже возможно ли это за такой короткий срок? Но и это ее, казалось, не волновало. Она знала, что ей нравится быть с ним, нравилось заниматься с ним любовью, и мысль — оборвать все это, была слишком болезненна, чтобы задумываться над ней.

— Позволь показать тебе мой сад, — сказал утром пятого дня Хиро.

— Я думала, что ты уже показал мне его.

— Это другой сад. Пойдем.

«Пойдем» стало любимым словом Пит. Когда у Хиро было наготове очередное удовольствие для нее, он просто протягивал руку, улыбался и говорил: «Пойдем». Когда он занимался с ней любовью, слегка раздразнивая, потом отступая, до тех пор пока она едва сдерживалась, чтобы не закричать и не попросить освободить ее, он всегда прикладывал рот к ее уху в наиболее удачный момент и шептал: «Пойдем». И она шла.

Итак, она брала его руку и следовала за ним туда, куда он собирался повести ее. Она знала, куда бы он ни привел ее, — все будет замечательно.

Пит удивилась, когда они сели в машину. Она думала, что сад где-то поблизости. Ее удивило еще больше, когда он привез ее в аэропорт, посадил в самолет, и они взлетели. Он не сказал, куда они летят, только в «мой сад».

Два часа они парили над Тихим океаном. Наконец он привлек ее к окну и указал вдаль на зеленый островок в середине бескрайнего синего пространства.