Сократ - [31]

Под общий хохот Сократ закончил речь столь неожиданным поворотом, сорвал оливку и с удовольствием стал ее жевать.

– Я нахожу, что наши неприятели, вот эти тысячи оливок, готовы пасть. Призываю военачальника и верховного вождя, царя Агамемнона, отдать приказ к наступлению!

Критон весело подхватил:

– Ахейцы! Воины! Вперед на врага – и всех в плен!

– Стойте! – закричал Главк. – Сначала перекусить после длительного похода!

Ячменные лепешки, три кувшина молока – и, разделившись попарно (один сбивает плоды, другой собирает их в корзину), они бросились на «врага».

– Я еще не видывал и не слыхивал, чтоб Афродита оказывалась в паре с трещоткой Терситом… Ну что ж! Сегодня вижу такое впервые, – пошутил Критон, когда Сократ с Коринной направились к высокому и довольно удаленному от всех дереву.

Сократ поднял девушку как перышко, подсадил на дерево. Усевшись на ветке, она стала болтать ногами, засмеялась, открывая зубы, белизной превосходящие паросский мрамор. Сократ снял с нее сандалии, перецеловал все пальчики на ногах. Ей было щекотно, она смеялась так, что, посрамленные, умолкли все птицы в саду. Сократ погладил пятки Коринны – как влюбленный и как скульптор.

– Вот это пяточки! – восхитился он. – Как два каштана…

– А щиколотки, по-твоему, пустяк? – по-детски наивно кокетничала Коринна.

– Щиколоточки нежные, как горлышко высокой вазы для одного цветка, а здесь ваза так красиво округляется, – любовался Сократ, поглаживая ей стройные икры. – Коленочко маленькое, круглое, как яблочко, а выше…

– Сократ! Сколько у вас уже корзин?! – озорно крикнул Симон.

Коринна показала брату язык и ответила:

– В два раза больше, чем у тебя! – Но тут же смущенно посмотрела на Сократа. – Я виновата, соблазняю тебя…

– Соблазняй, милая, и не бойся: мы их догоним. Я знаю одну хитрость, как ускорить сбор.

Он поставил корзину под веткой, отягощенной плодами, и сильно тряхнул ветку, после чего осталось сбить шестом лишь несколько оставшихся оливок; корзина быстро наполнилась.

По всему саду раздавались шутки, возгласы, смех. Труднее всего было добраться до верхних оливок. Коринна, поскольку была легче юношей, залезала выше всех и сбивала плоды с самых недоступных веток, – сама смуглая оливовая веточка. Сократ пристально следил за каждым ее движением, бесстыдно заглядывал под задравшийся подол пеплоса, на бедра и живот девушки и, восхищенный явленной ему красотой, забывал об оливках.

Коринна – простое и чистое дитя природы. Нет в ней ложной стыдливости городских девиц. Она знает, что хороша, видит, как восхищается ею Сократ.

– Я тебе нравлюсь? – тихонько спрашивает она.

– Ах, нравишься! Нравишься! Ужасно ты мне нравишься!

– И мои длинные ноги тебе нравятся?

– У тебя красивые длинные ноги, будто созданные для танца…

– Я люблю танцевать, когда меня никто не видит.

– Тебе как раз надо танцевать, чтоб тебя видели. Жаль, когда пропадает втуне хоть малая капелька красоты… Станцуешь?

– Ладно, если хочешь. Я очень рада, что нравлюсь тебе. Вся ли?

– Вся – все то, что я вижу.

– Тогда смотри на меня, раз я тебе нравлюсь!

Сократ понизил голос:

– Вечером осмотрю тебя всю, хорошо?

Девушке было невдомек, что это говорит не только влюбленный, но и скульптор.

– Осмотришь меня? Зачем?

– Хочу знать во всех подробностях, что я люблю.

– Ну хорошо, – беспечно согласилась Коринна и полезла еще выше.

Он не сводил с нее глаз, пока она не спустилась на нижнюю ветку и не спрыгнула прямо в его объятия, губы к губам.

Сестры Главка тем временем зажарили баранину на ужин себе и гостям. Хорошенькие, славные девушки лет около двадцати, они накрыли ужин под фиговым деревом, расстелив циновку прямо на траве. После трудов золотисто-поджаренное мясо, пахнущее чесноком, было съедено с большим аппетитом и обильно запито домашним вином.

После ужина Сократ повел всю компанию в виноградник, у входа в который на пьедестале стоял высеченный из камня бюст бога Диониса.

На маленьком алтаре перед изваянием Сократ принес жертву богу – горсть лучших оливок и большую гроздь винограда. Девушки сожгли благовония.

Перед жертвенником Диониса простиралась лужайка. Сестры Главка увенчали себя и Коринну венками из полевых цветов, готовясь к ритуальному танцу в честь Диониса. Главк заиграл на авлосе.

Сестры его, босиком, в белых, до колен пеплосах, стянутых в поясе красными лентами, распустив волосы, начали на траве священный танец, постепенно перешедший в дикие прыжки и оргиастические движения вакханок.

Когда они кончили и выслушали похвалу, Сократ, ко всеобщему удивлению, заявил:

– Теперь будет танцевать Коринна.

Коринна встала, распустила свои черные волосы и вышла на середину лужайки. Сократ попросил Главка наиграть мелическую песню в три стопы.

Нежно, подобно нимфе, пробуждающейся ото сна, Коринна начала танец, мелко переступая босыми ножками. Дважды приподняв ногу и сильно притопнув, девушка плавно закружилась, ритм танца становился все отчетливей и тверже. Каждый наклон тела уравновешивался движением руки, на каждый поворот головы отзывались ладони и пальцы. Стройные ноги переступали ритмично, перекрещивались, открывая многогранную красоту своих форм; и по мере ускорения ритма Сократу, который так и пожирал глазами танцовщицу, все явственнее казалось – тут танцует не одна, тут две танцуют, двоятся сладостные движения ног и тела – нет, кажется, целых три девы пляшут передо мной!