Сократ - [5]
______________
1 Идеи, аналогичные идеям О. Гигона, развиваются и в работе А. Храуста "Сократ: человек и миф" (60). Чехословацкий исследователь Я. Фишер (67), в отличие от О. Гигона, не считает Сократа литературным персонажем, но также исходит из того, что "тот Сократ, который жил и до сих пор живет в представлении людей, — фигура нереальная, неисторическая, легендарная" (67,3). На основе нового прочтения источников (по преимуществу диалогов Платона) Фишер изображает Сократа видным софистом.
19
должна интерпретироваться в категориях поэтики" (66, 14). Иначе говоря, он предлагает заменить исторического Сократа литературным персонажем и соответственно изучать сократическую литературу, пользуясь методами исследования художественного (поэтического) творчества.
Аналогичных взглядов придерживается и советский исследователь И. Д. Рожанский. В статье "Загадка Сократа" он пишет: "Авторы сократических диалогов уже с самого начала относились к своим произведениям как к произведениям… художественной… литературы" (39, 92).
Вполне понятно, что такая сложная проблема, как проблема, связанная с жизнью, учением и деятельностью Сократа, предполагает различные точки зрения. Общеизвестно, что труды Платона и Ксенофонта — главные источники наших сведений о Сократе; бесспорно, однако, что эти авторы (а также киник Антисфен и гедонист из Кирены Аристипп, сочинения которых дошли до нас лишь в отдельных фрагментах) идеализировали Сократа. Кроме того, каждый из них изображал Сократа глашатаем своих собственных философских идей, этических и политических взглядов, нередко существенно отличавшихся друг от друга.
Аргументы сторонников замены исторического Сократа литературным персонажем, подытоженные И. Д. Рожанским, сводятся к следующему:
1 Вся сократическая литература представляет собой продукт воображения, поэтического творчества и поэтического вымысла (Dichtung, по выражению Гигона). Поэтому) ее "можно (и должно) изучать так, как изучается художественная литература вообще" (39, 82).
Прежде всего отметим, что эта установка открывает широкие возможности для экстравагантных «нововведений»
20
в решение проблемы Сократа, одним из которых является включение в сократическую литературу на правах равноценного источника комедии Аристофана «Облака». Приняв карикатурный образ Сократа-софиста, нарисованный Аристофаном, за возможный образ Сократа и сопоставив его с образом Сократа в сократической литературе, И. Д. Рожанский, естественно, не находит ответа на неизбежно возникающий при этом вопрос: какой же из двух образов более достоверен? "Мы видим, — пишет он, — что образы Сократа у Аристофана и у сократиков настолько противоположны, что как-то даже трудно ставить вопрос о том, какой из них больше соответствует своему историческому прототипу" (там же, 87).
В самом деле, какой из образов Сократа — образ софиста, плута, бродяги, богохульника и развратителя юношества в комедии Аристофана или же образ народного мудреца, непримиримого врага софистов и софистических мудрствований в произведениях Платона и Ксенофонта — соответствует "историческому прототипу"? По мнению Рожанского, ни тот, ни другой. Но как же быть с Сократом? — спросит изумленный читатель. Очень просто. Не колеблясь, следует признать его лишь литературным персонажем. Что же касается истории греческой философии, то она вполне может обойтись и без Сократа (там же, 78). Но на каком основании? На том, отвечает И. Д. Рожанский, что все без исключения сведения о Сократе ненадежны, противоречивы, и поэтому любые попытки установить степень их исторической достоверности обречены на неудачу (там же, 87).
Думается, положение не будет казаться столь безнадежным, если мы вспомним о юридическом принципе "презумпции невиновности". Известно, что в судебном
21
разбирательстве доказательство вины обвиняемого возлагается на обвиняющую сторону, от обвиняемого же не требуется доказательства своей невиновности. До тех пор пока вина обвиняемого не будет доказана, он считается невиновным. Аналогично этому при решении проблемы Сократа не свидетельства о нем должны доказывать свою достоверность, а исследователь должен доказывать их предполагаемую ложность. Поэтому любой источник информации следует признавать достоверным, пока не будет доказано обратное. Между тем складывается впечатление, что некоторые исследователи априори подозревают и сократиков и антисократиков (всех вместе и каждого в отдельности) в искажениях и ложных «показаниях». Неудивительно, что подобное заведомо негативное отношение к источникам ведет к тому, что все без исключения сведения о Сократе объявляются в равной степени ложными, литературной фикцией, поэтическим вымыслом (Socratesdichtung, по Гигону).
Бесспорно, образ Сократа подвергался и грубым искажениям (у Аристофана) и тонкой идеализации (у Платона). Однако речь здесь не об этом. Речь идет о неправильной установке исследователя заранее не доверять источнику, которым он пользуется. Это похоже на позицию человека, взявшегося пилить сук, на котором он сидит. А как же в таком случае относиться к свидетельствам Аристотеля о Сократе, в достоверности которых большинство историков философии не сомневается? В самом деле, в отличие от Аристофана Аристотель не пародировал Сократа, в отличие от Платона и Ксе-нофонта не относился к нему апологетически и не идеализировал его.
Книга повествует о жизни и творчестве одного из родоначальников диалектики — Гераклита Эфесского. В ней освещаются различные стороны его мировоззрения в контексте социально-политической и духовной жизни античных полисов на рубеже VI–V вв. до н. э. Работа основана на изучении первоисточников и современной историко-философской литературы о древнегреческом мыслителе.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В книге исследуется военно-политическая сторона принципата Августа. Основной предмет изучения — военная организация молодой Римской империи и ее функционирование, взаимосвязь военных преобразований Августа с внешнеполитическими акциями нового режима. На конкретном материале доказывается, что императором и его ближайшими сотрудниками была разработана и настойчиво проводил ась в жизнь доктрина реального завоевания мирового господства. Рассмотрен военный аспект династической политики Августа. Предложены новые варианты решения ряда проблем «века Августа». Для студентов и преподавателей исторических факультетов, специалистов-антиковедов, всех интересующихся древней историей.
Монография посвящена одной из дискуссионных и почти не затронутой отечественной историографией проблеме — созданию «Галльской империи», просуществовавшей пятнадцать лет. Кризис Римской империи стал одной из причин проявления сепаратизма в провинциях в середине III в. Система управления, сложившаяся ещё в период правления Августа устарела и нуждалась в коренных преобразованиях, экономика подверглась сильнейшим потрясениям, а усугубляли положения частые вторжения германских племён. «Галльская империя» стала одной из попыток выхода из кризиса, охватившего Римское государство. Опираясь на широкий круг источников и исследований, автор анализирует причины создания «Галльской империи», политический статус этого образования, её территориальный состав, решает проблемы хронологии, выявляет основные направления внутренней и внешней политики галльских императоров.