Соколиная семья - [2]

А где же Андреев? Отвлекшись, чуть не потерял командира из виду. Он уже на левом развороте, вместе с пешками. Надо догонять. Даю полный газ. Спереди и чуть справа на фоне облаков показалась черная точка. С каждой секундой она растет, увеличиваются ее очертания. Это же самолет! Но чей?

Комэск покачивает плоскостями: внимание! Круто развернувшись вправо, набираем высоту. Тотчас же под ними мелькнул Ме-110 с уродливыми крестами на крыльях.

Вот он, стервятник. Сколько мечталось о поединке! Наконец-то тебе повезло, сержант. В атаку!

С левого разворота ринулся в хвост мессеру. Но фашист оказался стреляным воробьем. Бросив самолет в крутой вираж, он искусно увернулся и пошел в сторону от бомбардировщиков. Неужели уйдет? Наши яки ринулись вдогон. Не подведи, Марья Петровна! — мысленно обращаюсь к пушке марки МП. На мгновение враг в прицеле. Ожесточенно жму на кнопку управления пушечным огнем и пулеметные гашетки. Сейчас загорится, гад. Отлетался! — шепчу в азарте.

На выходе из атаки разочарованно замечаю: Ме-110, целый и невредимый, продолжает кружиться. Вспыхнув от досады, становлюсь в круг и пытаюсь зайти противнику в хвост. Вираж, второй, третий… Что случилось? Почему не я преследую фашиста, а он меня? По спине побежали колючие мурашки, словно кто-то сорвал одежду. Почти физически ощущаю, как гитлеровец целится в меня. Ну и дела…

Выжимаю из Яковлева все, на что он способен, пытаюсь как можно уменьшить круг виража. Однако мессера впереди по-прежнему не видно. Он несколько сзади, и вот-вот всадит в меня свинцовую очередь. Неожиданно самолет охватила дрожь. Слева на меня прыгнула земля. Все закружилось неприятной круговертью. Сбит? Инстинктивно сбавляю газ, до боли в руке стискиваю ручку управления. Однако як не слушается. Бросаю взгляд на приборы. Мотор работает. Радость возвращает на минуту потерянное самообладание. Нет, не сбит, черт возьми! В штопор свалился, в обыкновенный штопор на крутом вираже. Вывод. Разгон скорости – и опять вверх.

Встревоженный Андреев пронесся надо мною почти у самой земли. Пристроился к нему. От обиды хочется плакать. Чувствую себя как побитый щенок. Черные на желтом фоне кресты так и маячат перед глазами. Хочется развернуться на обратный курс и вцепиться в эти проклятые кресты зубами. Но рядом идут пешки. Их надо сопровождать домой.

В землянку шел как на казнь. Сейчас командир учинит такой разнос, что хоть сквозь землю провались. Мальчишка. Фантазер. Тебе не на боевое задание ходить, а сухари да тушенку возить на тихоходе где-нибудь в Средней Азии или Сибири.

— Да ты, никак, чем-то недоволен, Яш? — удивление встретил меня Андреев. На его широком белобрысом лице лучилась хитринка. — Может, устал?

— При чем тут усталость, — безнадежно махнул я рукой. — Немец теперь, поди, ехидничает. Как же, вдвоем не могли справиться с ним…

— Э, да ты что, — улыбаясь, прервал меня комэск, — и в самом деле думаешь, что гитлеровец одержал победу?

— Так ведь ушел же он. Без единой царапинки. А мы… а я… чуть в землю не врезался. Еще бы хоть одну атаку. Я бы ему показал!

Андреев посерьезнел:

— Ничего бы ты, сержант, не показал. Если бы ему удалось отвлечь нас в сторону от петляковых, на них немедленно набросился бы десяток мессеров. Фашист не справился со своей задачей, ему не удалось связать нас боем. А мы выполнили боевой приказ – обеспечили бомбовый удар. Кто же, по-твоему, оказался победителем, а?

На душе немного отлегло, но я ничего не ответил командиру, промолчал.

— Войне, брат, еще и конца не видно. Еще не раз встретишься со сто десятыми и сто девятыми. Да и не только с ними, — тихо сказал Степан Филиппович.

Неудачный для меня день окончился еще одним конфузом. На разборе полета я задал вопрос: что это за черные клубки шевелились вокруг наших самолетов?

Землянка взорвалась хохотом. Ребята смеялись над моим неведением. А я и в самом деле не знал, что клубки – это разрывы снарядов. Откуда же мне было знать, если увидел такое впервые.

С утра погода испортилась. С неба, как из худого мешка, повалил снег. Он был таким густым, непроглядным, что о вылетах не могло быть и речи. Летчики коротали время в тесной землянке. Одни шумно резались в козла, немилосердно стуча костяшками домино, другие состязались в искусстве красноречие рассказывали охотничьи и рыбацкие истории. Остро переживая вчерашнюю неудачу, я горестно думал о себе, вспоминал о родных, оставшихся на Полтавщине.

Восьмой месяц идут тяжелые, непрерывные бои на нашей земле. Давно захватили фашисты родное село Максимовку, давно не приходят письма с поклонами от отца – Данилы Дмитриевича и матери – Харитины Тимофеевны. Где они? Что с ними? Может, гнут спину на оккупантов, а может, и в живых нет… А ты, Яков, их защитник, надежда, и видел-то всего одного гитлеровца, да и того не сумел убить. Если так воевать – это сколько же времени пройдет, пока народ, земля дождутся освобождения?

Снег… Снег. Лютует непогода. Неприглядная. Тоскливая. И на душе сумрачно…

Сержант Николай Выдриган попросил командира эскадрильи рассказать о первых днях войны. Андреев охотно согласился.

— Летали мы тогда на истребителях И-16, — начал старший лейтенант. Конечно, эта машина уступала мессершмитту по скорости и вооружению, но мы не давали себя в обиду. Вот хоть бы такой случай.