Соколиная охота - [7]
Но сицилиец пристал как банный лист.
— Вы же сказали, что отправляетесь на войну. На севере тоже идут войны. Поезжайте со мной и будете путешествовать с удобствами.
— Если бы я стремился к удобствам, то уже перерезал бы тебе горло и забрал себе серебро.
— Я бы не говорил с вами откровенно, если бы не был уверен в вашей честности.
— Но я украл мула твоего господина.
— Это подарок. Я все равно не смог бы управиться с двумя животными. К тому же рыцарю не следует путешествовать пешком.
— А кто сказал, что я рыцарь?
— Об этом свидетельствует ваша речь и благородные манеры поведения, а также ваш великолепный меч.
Валлону подумалось о назойливых мухах. Он остановил мула.
— Я объясню тебе разницу между севером и югом. Во-первых, я предпочитаю сражаться днем, при свете солнца, и не вязнуть по колено в грязи. А во-вторых, мне нельзя возвращаться во Францию. Я объявлен вне закона. За меня назначено вознаграждение как за убитого волка. Я не прочь погибнуть в бою, но у меня нет никакого желания закончить свои дни, болтаясь на виселице на деревенской площади, в то время как местный мясник будет потрошить мои внутренности, выставляя их на всеобщее обозрение.
Сицилиец закусил свою покрытую пушком губу.
— Ты прав только в одном, — сказал Валлон. — Ты действительно слишком нежен для такого предприятия. Я позволю тебе доехать со мной до Аосты. Отвези письмо, касающееся выкупа, монахам-бенедиктинцам. За несколько монет серебром они, передавая послание из аббатства в аббатство, доставят его в Нормандию намного быстрее, чем это сделал бы ты лично.
Обернувшись, сицилиец бросил взгляд на перевал.
— Мой господин говорил, что неоконченное путешествие подобно истории, рассказанной только до середины.
— Не говори глупостей. Путешествие — это утомительный переход из одного места в другое.
В глазах парня блеснули слезы.
— Нет, я должен продолжить свой путь.
Валлон тяжело вздохнул.
— Это будет платой за мой совет, — поучающее произнес франк, подняв палец с перстнем, который он так и не смог снять. — Продай своего красавчика пони и купи клячу похуже. Обменяй свой наряд на скромную одежду паломника. Обрей голову, возьми в руки посох и бормочи под нос молитвы. Прибейся к охраняемой группе, ночуй только в монастырских богадельнях. Не болтай о выкупе, не разбрасывайся деньгами и не показывай всем свои бесовские приборы.
Франк хлестнул мула поводьями.
— Больше мне нечего сказать тебе.
Он счел, что на этом разговор исчерпан, как вдруг сицилиец мрачно изрек:
— Феод графа не в Нормандии. Он воевал вместе с герцогом Вильгельмом во время английской кампании. Его поместье находится в Англии, далеко на севере.
Валлон рассмеялся.
— И я знаю, что сам туда не дойду, — добавил сицилиец.
— В этом у нас нет разногласий.
— Вот почему я так ободрился, когда Косьма уверил меня, что вы будете моим проводником и защитником.
Франка охватило смятение.
— Испуская дух, он сказал, что вам предначертано судьбой продолжить этот путь.
— Предначертано судьбой? Да он тронулся рассудком! — Валлон сдернул с себя накидку. — Мне не нужны вещи мертвеца. — Он сделал еще одну тщетную попытку снять кольцо. — Не говори ни слова! И больше не смей следовать за мной. А если ты ослушаешься…
Он хлопнул мула по шее и ударил пятками в бока. Мул не двинулся с места, животное стояло на месте и, прижав уши, вращало глазами. Валлон стал колотить его ногами по ребрам. Мул встал на дыбы. Через мгновение — ровно столько потребовалось Валлону, чтобы взять себя в руки, — он услышал приглушенный треск. С ближайшей вершины к западу от них рухнула нависшая снежная глыба и, рассыпаясь на части, нарастая и ускоряясь, понеслась вниз по склону, устремляясь в лощину. Через несколько секунд лавина, вздымаясь, достигла дна и противоположного склона, оставив в воздухе облако снежной пыли.
Когда в ушах перестало звенеть, первое, что услышал Валлон, были щелчки, напоминающие стукающиеся друг о друга голыши. Птица с черно-красным опереньем сидела на скале и, распушив хвост, хлопала крыльями. Валлон понял, что, если бы сицилиец не задержал его, сейчас он был бы погребен лавиной.
Уже дважды за последние сутки судьба отводила его от беды. И это было неспроста. Он вдруг ссутулился.
— Дай мне еще раз взглянуть на ту чергову штуковину.
Валлон так и сяк вертел компас, но перехитрить его не смог. Магия это или жульничество, но в каком бы направлении он ни пошел, в конце концов он найдет то, что ищет, или оно найдет его.
— Если я найму тебя в качестве слуги, тебе придется научиться держать язык за зубами.
Сицилиец накинул плащ на плечи Валлона.
— С радостью. Но, с вашего позволения, когда дорога пустынна, а ночь длинна, я буду развлекать вас рассказами о древности. Или же, поскольку вы военный человек, мы могли бы подискутировать о стратегии. Недавно я читал записки Полибия о войнах Ганнибала.
Валлон взглянул на него.
— И если вы вдруг заболеете, то Божьей милостью я верну вам здоровье. Вообще-то, я уже и так поставил диагноз вашему состоянию.
— Неужели?
— Печать меланхолии на лице, бессонница — это признаки сердечной раны. Ну, скажите, разве я не прав? Скажите, что ваша возлюбленная ушла к другому и вы намерены вернуть ее расположение ратным подвигом.
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.