убогих дедов светлые отцы
звенят мечами и гремят костями.
Родимым песням предаются вволю
и пашут землю,
обнажая суть.
Я их могилы посыпаю солью —
чтоб смерть ко мне совсем забыла путь.
И на слезах моих взрастает небыль —
пуская корни в будущность и в старь, —
что человек, подняв глазищи к небу,
прочувствует, как Истина проста…
Из круга выйду я —
в родное лоно, —
над Спасской башнею звезда взойдет.
И вовремя родившийся ребенок
меня – по Слову – к людям отведет.
7
Толпа, плодоносящая от Слова,
суть есть —
Народ от Личности моей,
когда мой дух,
пройдя путем Христовым,
на землю ступит в качестве идей.
И это мой народ,
что ждан и гадан,
что вечно рядом – в песнях, сказках жил,
взыскующий Божественного Града
середь земли, вдали от зла и лжи.
Во мне оживший —
с тем и этим светом —
на тайный глас пришедший к алтарю…
Рим и Византиус…
Россия! – этим
я именем отныне говорю.
Познав – как благо свыше —
распростертым
себя на предначертанной доске,
я буду говорить на русском мертвом —
страны немых – творящем языке.
Вот он, мой крест.
Вот дедовы заветы.
Вот та одна из множества дорог.
Кладу поклон в четыре части света.
Ну, вот и всё:
там Бог, а тут порог.
1991 – апрель 2009
И когда петух заскочив на кол
недоклюнул беду нависшую
заломил картуз буйный колокол
с песней падая в землю нищую
И достала до неба трещина
а звонарь ни мычит ни телится
небо кровью людской окрещено
а со шпилей орлы разлетелися
Как вороны кружат над падалью
облетая границы адища
а с церковок кресты попадали
да как звезды и все на кладбище
И тогда опять прокричал петух
и заплакал во сне юродивый
разбудил меня
и я понял вдруг
колокольный звон
моя Родина
1991
Ночной свободы хаос безотчетный
к духоустройству прививает вкус,
весь этот мир —
от Бога и до черта —
на миг
выстраивая наизусть.
Пустая блажь,
встающая из пепла,
в простонародье званная судьбой,
что при рожденье памяти ослепла
и по миру пошла с лесной клюкой, —
за ради хлеба,
да еще немая,
мысль,
жадностью наполнившая рот, —
кто все уже на свете понимает,
тот ничего, увы, не создает…
Ему осталось только обонянье.
Но выхолощен воздух поутру,
где мысль,
лишь отягченная деяньем,
сойдет за правду на людском миру.
Но, правя ежедневную заботу,
природа проступает даже тут —
и дерева,
вытягиваясь к Богу,
корнями землю,
как собаки, рвут…
Уже сознанье не боится сглазу.
Встает слепого солнца торжество.
Еще Христа не принимает разум,
а дух
уже свершает путь Его…
1992
Пушкин – наше всё…
Из классика
Актерши, в телевизоре что жили,
с книжонками не очень-то дружили.
И к месту и не к месту, как солдаты,
твердили генеральские цитаты…
Одних поэтов просто запрещали.
А про других не знал я ничего.
А Пушкиным мне душу высветляли
и наизусть учили мне его —
библиотекарши с короткими носами,
учительницы с длинными усами…
Они его ночами вслух читали,
а утром им все дыры затыкали…
И что мне делать с темною душою —
раз этим дурам нравится пока —
читать стихи – из вызубренных в школе —
и Пушкина держать за дурака?!
2 августа 2002
Быть русская дуэль должна кровавой!
И ровно в десяти шагах от ада…
В раю нам не ужиться.
Боже правый,
прости за все,
а царь простит за правду…
Я те слова вдолбил себе, как пулю,
что гений воплотил в немом экстазе.
И шел злодей по вымершему полю,
но Пушкин падал и, считай, промазал.
У каждого свои по жизни цели…
Но с детства словесами нас пугают.
И Пушкин умирает на дуэли.
И в памяти, как пятна, проступают
и те слова, и та земля сырая —
от Черной речки до бездарной пули.
И я иду и Пушкина читаю.
А те слова сжигают и волнуют…
17 ноября 1997 – 19 апреля 2009 (Пасха)
Не надо Пушкина не знать.
И о судьбе его мечтать —
зевая и скучая…
Не надо с Пушкиным дружить
и по гостям его водить,
в масонстве уличая.
А надо ровно столько знать,
чтоб землю с небом различать
и волюшку с неволей.
Ведь надо Пушкина шептать,
а лучше Пушкиным молчать —
как в пятом классе,
в школе…
30 ноября 2008
«Русский Икар» Ильи Глазунова
Не бывает тягостней минуты…
Падая в глухую высоту,
полный восхищения и смуты,
прикасаюсь к теплому холсту,
где художник кистию упорной,
в сотый раз, познав величья миг,
затирает в небе рукотворном
проступивший выщербленный лик.
И ложатся краски оголтело.
И над миром горбится гроза.
И встают,
живущие вне тела,
очень самостийные глаза.
И тебя находят среди многих,
сея в душу первобытный страх.
Так, старея,
умирают боги,
воскресая в русских мужиках.
Февраль 1995
Люблю твой колокольный звон,
Россия – мать-земля сырая,
извечный череп подымая,
оратая иных времен.
И смерть,
метущая косой,
о лемех молньи высекает.
И ветер утренний взвевает
лишь пух вороний
над тобой.
И все,
кто в вечный прах ушли,
встают – без имени и даты.
И все мы тут,
родной земли
христолюбивые солдаты.
1990
На кладбище,
где мирный дух и негарь
и храм лесной струится средь ветвей,
там батюшкина пустынька к ночлегу
встречает чаепитием гостей.
Там и без слов открыто сердце Богу.
И ветер слег во вдумчивой ночи.
С молитвой тихою сливается дорога…
19 ноября 1991
