Сокол Спарты - [14]
– Он совершил ошибку, – возразил Кир. – Я всегда был верен. Я ценю это качество в людях и чту его в себе. Я царевич, которому не суждено стать царем. Это я знал всегда. И никогда не был угрозой Артаксерксу!
– Милый мой мальчик. Царь – это тот, кто устраняет угрозу еще до того, как она осознает себя таковой. Держава несет мир и благоденствие бессчетному множеству подданных. Что значит одна жизнь в сравнении с этой незыблемой рукой? Я не извиняю твоего отца, Кир. И в своих предсмертных судорогах ему не отнять у меня мое любимое дитя. Я не допускаю этого. Но придет время, и ты его простишь.
От этих слов Кир насупился, как мальчишка. Он едва подавил желание заспорить с женщиной, нынче утром спасшей его от смерти. Когда носильщики переходили через плато мимо садов, где рабы занимались поливом или прятались от солнца под сетями, он осознал, что, не явись его мать в казарму, он бы сейчас был уже мертв, а его кровь впиталась бы глубоко в песок двора. Эта мысль приводила в хладный трепет. В каком-то смысле нынешнее утро стало для него зарей новой жизни, новой ветвью сделанного выбора. Какое-то время он молчал, давая мерному покачиванию носилок вносить в душу успокоение.
– Мама, а где мои люди? – спросил он после продолжительного молчания.
– Мертвы, все до единого. По велению твоего брата.
Мать пристально наблюдала за сыном, безошибочно заметив вспышку гнева, которую он не сумел скрыть.
– Но разве можно его винить, Кир? Ты привел спартанцев в сердце отцовской столицы. Должен ли он был смиренно отпустить их восвояси? Кто знает, что на уме у этих варваров? Нет, в этом он был прав, несмотря на ужасную цену. Твой брат не мог даже управиться без… ладно, теперь уж неважно. Артаксеркс – царь, хотя начал он неважнецки. Отдает приказ умертвить тебя и терпит неудачу. Посылает лучников убить твоих людей, а в итоге теряет половину всей стражи вместе с двоюродным братом царя и двумя вельможами.
Кир мрачно улыбнулся, зная, что спартанцы захотят узнать, как они погибли. Из всего сущего то, как человек принял смерть, для них имело такое же значение, как и то, как он жил. Он прошептал краткую молитву греческим богам, прося их благосклонно принять этих воинов в Аид. Мать молча за ним наблюдала.
– Если я знаю твоего брата достаточно, то он предпочтет о вчерашнем позабыть. Да, день не задался – ну так кто теперь вспомнит, что там вообще происходило? Мы живы, а это главное. Я верю, что смогу его убедить в отмене приказа о твоей казни и в восстановлении тебя над всем персидским войском. Ты ему нужен, Кир! Кто еще может проявлять такую преданность? Кто хотя бы вполовину, как ты, знает ратное дело? Благодаря таким, как ты, враги наши пребывают в страхе. Он будет глупцом, если лишится тебя, – и я ему на это укажу.
Кир оторвался от своих мыслей и увидел, что рабы подносят их к внешним казармам, где он буквально вчера ехал верхом на лошади.
Кир повернулся к матери, вопросительно приподняв бровь. Парисатида вздохнула.
– Позволь мне говорить за тебя, Кир. Негоже испытывать самолюбие твоего брата в первый же день царствования. Если я заставлю его проглотить свою гордость из-за того, что случилось с тобой, он взбеленится и будет сердит месяцы. Сомнения нет, что Тиссаферн уже пошептал ему на ухо.
– Тиссаферн лишь подтвердит, что я ему предан, – возразил Кир, хотя, еще не договорив, понял, что сам не верит в эти свои слова.
Мать покачала головой.
– Тиссаферн – его человек. И так было всегда. Тебе он не друг.
Кир болезненно поморщился, предательство ощущая вроде разрыва мышцы. Он сын царя. Смешно думать, что при дворе у него были одни друзья, а не мздоимцы и хитроблуды, строящие козни ради своего положения при дворце. Кир ощутил укол тоски по своим спартанцам. Вот Анаксис был ему другом, а с ним Киннис. Просто не верилось, что кто-то мог справиться с ними двоими, не говоря уж об общем их числе. Мстительная радость чувствовалась от того, что они дались столь высокой ценой. Что и говорить, спартанцы воистину овеяны легендой, а теперь они приписали к ней еще несколько строк. Более того, они знали цену преданности. Подчас казалось, что больше ее не знает никто.
Он сошел с носилок и протянул матери руку прежде, чем успели пошевелиться рабы. Парисатида взяла ладонь сына, и они вместе тронулись к воротам. Кир помнил, что оставил спартанцев Анаксиса во дворе.
На подходе к разведенным створкам ворот он не знал, чего и ожидать. Его рука выпала из ладони матери при виде окровавленных стен во всю глубину двора. Тела убрали, но в воздухе все еще было полно мух, а глаза щипал смрадный запах смерти. В детстве Кир вместе с отцом ходил на скотобойни смотреть, как забивают скот. Сейчас он ощутил, как его желудок тошнотно сжимается от умозрительного вида такой же смеси крови и внутренностей.
– Дальше, сын мой, я с тобою не пойду, – сказала мать осторожно. – Позволь мне поговорить с Артаксерксом.
Лицо ее побледнело от смрада, доносящегося с горловины двора. Взгляд пугливо и беспрестанно перескакивал с одного бурого пятна на другое: она гнала от себя сцены насилия, что бушевало здесь всего какие-то часы назад.
